Подавив адскую боль горящего тела и
разорвав своей волей пелену клубящегося дыма, Вала прокричал так,
что его услышал не только изменник, но каждый из стоящих на
площади. Услышали все, и все поняли на кого обрушено это
проклятие.
– Клео, ты очень скоро умрешь! Ты и
весь твой род до седьмого колена! Вы все умрете, но наш с тобой
разговор на этом не закончится. Для нас с тобой смерть – это только
начало! – Вала все же смог оставить последнее слово за собой. – Мы
вернемся! Может быть скоро, а может быть через тысячу лет. Я и мои
преданные друзья, чтобы отомстить, а ты – для того, чтобы понести
заслуженную кару!
Яростный язык пламени рванулся к
небу, поглотив императора, и на глазах у выстроенных легионов врага
то, что осталось от повелителя мира взлетело к небесам всполохом
черного дыма. И в этот миг слишком многим показалось, будто сами
Хранители забрали к себе дух Вала, чтобы однажды вернуть… Вернуть,
чтобы спасти, или наоборот, уничтожить весь мир!
***
Сейчас
Я иду вслед за стариком Перлом, таща
на себе весь наш нехитрый скарб. Пара джутовых мешков, две метлы и
деревянную лопату. Чуть поодаль, за нами катится потрепанная арба.
В пронзительной тишине звонко цокают по мостовой копыта худющей
клячи. Сейчас именно те часы, когда ночная непроглядная тьма уже
отступила, и столица империи – великий город Джавалгварах – залит
черной предутренней прозрачностью. Это наше время – время
чистильщиков городских улиц, время самых презираемых членов
общества.
Оглядываюсь назад и ловлю
равнодушно-презрительный взгляд возчика, он смотрит на меня
примерно также, как и на тот мусор, что мы собираем. За все свои
восемнадцать лет я так и не смог к этому привыкнуть. Отворачиваюсь
и догнав старика, в сердцах хватаю его за рукав.
– Почему они нас так презирают?
– Мы – каста неприкасаемых и ничего
тут не поделаешь, – тяжело вздохнув, старик остановился, глядя на
неподвижно лежащее в канаве тело, – таким Великие Хранители
устроили наш мир. Кто-то правит, кто-то воюет, другие выращивают
хлеб или торгуют, а мы убираем с городских улиц мусор и мертвые
тела бездомных бродяг. В этом наш удел и предназначение.
Я еще слишком юн, чтобы спорить со
стариком Перлом, но что-то в его словах кажется мне неправильным.
Почему никто не спросил меня о моем предназначении, хочу ли я изо
дня в день собирать мусор и умерших с голода на ночных улицах. Нет,
я не ропщу, работа как работа, наверное, есть и похуже, но все-таки
почему с рождения я должен носить клеймо самого презираемого
человека в городе. Почему любой побрезгует сесть со мной на одну
скамью, никто не подаст руки, не пустит на порог своего дома, а
ведь я не сделал ничего плохого?