– Подожди. – Точеные пальчики
замирают в моей грубой лапе, а я шепчу, как потерявший рассудок
безумец. – Я сделаю как ты хочешь. Ты сможешь все вернуть. Твой
отец ничего не узнает.
Говорю и тону в ее огромных, зеленых
глазах, в желании вновь прикоснуться к ее восхитительным губам, но
она уже не со мной. В ночной тишине разносится еле слышное, –
спасибо, я никогда этого не забуду, – и лунно-призрачный силуэт
моей богини уже растворяется в сгустившейся между колонн
темноте.
Ты идиот! Кретин! Безмозглый
баран! – Гор упражняется в выборе оскорблений, а я терпеливо
молчу, потому что он прав. Я не должен был соглашаться. Я это знаю,
как и то, что повторись все снова, попроси она прыгнуть в огонь, в
воду, куда угодно, и я вновь не смог бы ей отказать. Почему?! Да
потому что чувствую что могу, ощущаю себя способным на подвиги, как
те сказочные герои, о которых рассказывал старик Перл в детстве.
Спасти принцессу, убить чудовище! Вот как должен поступить тот, о
ком будут складывать песни и слагать легенды. Это непередаваемое,
странное ощущение, оно немного пугает, но я готов рискнуть ради
него, ради этого щемящего чувства в груди, ради мечты!
Пока я предавался своим мыслям, демон
не переставал сквернословить: – Она развела тебя как последнего
базарного лоха. Как можно было купиться на все эти вздохи и
касания. Если уж ты чего хотел от нее, так надо было дождаться
конкретного предложения. Она бы хоть уважать тебя стала, а так что?
Она смеется над твоей глупостью вместе со своим братцем.
Поскольку я молчу и не возражаю, Гор
быстро выдыхается и заканчивает с какой-то обреченностью.
Ты хоть понимаешь, в какую
ловушку ты себя загнал. Отказаться уже нельзя. Такая мстительная
натура как Ильсана воспримет это как оскорбление, а оскорблений она
не прощает. Выходить на арену – тоже самоубийственно. Ума не
приложу, как быть! Великие небеса, ну зачем я связался с этим
идиотом!
Я сижу в своем сарае в полной темноте
и слушаю истеричные вопли демона, разрывающие мне голову.
Настроение у меня, прямо скажем, не лучшее, но и такой паники как у
Гора я не испытываю. Не знаю почему, может быть в силу своей
молодости и легкомысленности, а может быть, потому что до сих пор
чувствую на губах след ее поцелуя. Конечно, это касание губ ничего
не значит. Я все понимаю. Все, о чем толкует мне Гор, очевидно: она
хотела заставить меня поверить, она использовала меня, и прочее, и
прочее. Разумом понимаю, и даже согласен, но в душе все равно живет
какая-то наивно-мечтательная надежда – а вдруг. Вдруг, это хоть
что-нибудь да значит для нее?! Это безрассудный огонек заставляет
меня сидеть с дурацкой улыбкой на губах, несмотря на ярость Гора и
отчаянность моего положения. Хотя, если честно, все мое внешнее
спокойствие зиждется даже не на мечтах об Ильсане, а на
непробиваемой слепой уверенности, что раз до сих пор мне как-то
удавалось прорваться, то и в этот раз пронесет. Что-нибудь да
придумается, какая-нибудь лазейка да найдется.