На повороте, я нарочно отправила Супру в более резкий занос, чем
следовало, тут же надавила на тормоз и выкрутила роль. Автомобиль
резко сбросил скорость и на ходу накренился на бок, так что колёса
права приподнялись в воздухе. У меня на мгновение перехватило дух,
когда корпус автомобиля застыл на двух колёсах левого борта.
Я удержала машину от падения, фактически повиснув на ремнях
безопасности. Угол крена оказался градусов сорок-пятьдесят с
лишним, и этого вполне хватило, чтобы разогнавшийся фольксфаген
промчался под днищем вставшей на два колеса тойоты. Это длилось
всего пару секунд, но когда я позволила машине вновь опуститься на
все четыре колеса, то моя Supra оказалась метрах в пяти позади,
проехавшего слишком далеко Пассата. Тот начал затормозить, я
увидела, как зажглись красные огни его задних фар, но было
поздно.
Мысленно ликуя, я сдала назад и на скорости поехала задом
наперёд. Водитель Фольксвагена попытался последовать за мной. Но
традиционным способом он всё же двигался намного лучше. На одном из
поворотов, которые мы до этого проезжали, он врезался в стену,
отъехал, попытался проехать ещё раз и вновь разбил корму автомобиля
о влажную кирпичную стену.
Я уже была далеко, и, промчав ещё два узких неудобных поворота,
выехала обратно на то же шоссе, на котором меня попытались
перехватить эти три Пассата, с неизвестными мне людьми внутри.
Я заставила Тойоту совершить крутой разворот, который в народе
прозвали «полицейским» и рванула в противоположном направлении,
подальше от переулка.
От пережитого эмоционального напряжения у меня горели щеки и
шея, шум пульсирующей крови гремел в ушах. Чувство адреналина
душило в объятиях и беглой внутренней дрожью ворочалось во всём
теле. Сейчас толчки сердца в груди казались смычком, а моё тело
скрученной напряжённой струной, отзывавшейся на каждое сердечное
сокращение.
Я сменила передачу, свернула возле очередного светофора и
скрылась во дворах ближайших жилых высоток. Теперь, чтобы доставить
«посылку» по адресу у меня было несколько меньше времени. А
опаздывать мне было нельзя. Опоздание приравнивалось к срыву
доставки, а каждый срыв увеличивал мой долг перед Леоном
Корфом.
ВЛАДИСЛАВ
КОВАЛЕВСКИЙ
Суббота, 9-е июля. Москва, поздняя ночь, ближе к
утру.
Во многих домах вокруг зажглись окна, на балконах показались
самые любопытные из граждан. Некоторые, разумеется, уже держали в
руках мобильные телефоны, забыв при этом хотя бы причесаться. Но
снять «годный видос» и поскорее выложить его для всеобщего
обозрения сегодня важнее, даже чем собственный внешний вид.