Господь, мы поднимаемся - страница 9

Шрифт
Интервал


В те времена европейцы ещё не знали никаких сладостей, кроме ягод и мёда, поэтому возле смуглых перекупщиков из приморского Марселя, продающих арабскую золотистую рассыпчатую халву и шербет почти на вес серебра, постоянно толпились дети.

Один из богатых горожан, одетый в длинный разноцветный плащ с застежкой-фибулой на плече, с ленивой снисходительностью человека знающего цену всему на свете, купил у одного из торговцев диковинками сразу несколько красных гранатов и огромный кусок ореховой халвы. Он передал это богатство своей жене, молоденькой скромной девушке с румянцем на щеках. Чувствуя всеобщее внимание, девушка покраснела ещё больше, а знатный мужчина, наоборот, казалось, упивался возможностью получить за свои деньги ещё и зависть толпы, в полном молчании наблюдавшей сцену покупки.

Если праздничная церковная служба объединяла людей, делая их равными перед небом, то сразу с крыльца храма их ждал привычный мир, где барон остаётся бароном, а пастух пастухом, и им никогда не поменяться местами.

Только в крестовых походах, на войне во имя Бога, происхождение почти не имело значения. Главными оставались личные качества человека. Известно немало случаев, когда тот, кто дома опускал глаза и целовал руку хозяина, в Палестине становился влиятелен и богат, а какой-нибудь знатный дворянин со звонким именем опускался до уровня нищих и, забыв о чести предков, как собака ловил брошенный ему с лошади кусок хлеба.

После полудня, когда тёплое майское солнце, удлиняя тени, перешло на запад, народ начал стекаться к тавернам. Бедные покупали себе за мелкую монету миску горячей лапши из полбы, рубленных в салате скворцов и праздничные пироги с запечёнными ласточками. Жареная свинина стоила дорого, ее могли позволить себе только состоятельные горожане или те, кто продал свой товар перекупщикам и, почувствовав деньги в кошельке, на день поверил в призрачное изменение своей судьбы.

Народ густел возле бочек с вином, там часто мелькали коричневые сутаны и лысины монахов.

Перед одной из таверн пекарь выставил на улицу на лотке круглые пышные пшеничные пироги. Золотясь корочкой, пироги источали аромат только что вынутого из печи горячего хлеба. В двух шагах от выставленной выпечки неподвижно стояла худощавая девочка лет двенадцати, одетая в выцветшие лохмотья, с покрытыми грязью босыми ногами. Кожа на ее лице была сероватого цвета, без всякого румянца. Глаза чёрные, блестящие. Рядом, держа её за руку, стоял мальчик лет семи в таких же лохмотьях. Глядя на них, сразу можно было понять, что это брат и сестра.