— Но… подожди, куда идти? Имран, тебе не надо никуда уходить, ты
вернулась домой!
— Нет. — Я покачала головой и, тщательно подбирая слова, начала
говорить: — Я вас не помню. Я вас не знаю. Я не помню ничего. Мне
надо уйти, мне здесь не нравится.
Очень надеюсь, что амнезия — хорошее объяснение. Потому что я
понятия не имела, что это за человек, смутно догадывалась, чего ему
и всем остальным от меня нужно, и совсем не хотела притворяться,
что знаю их всех.
— О пресветлый владыка, неужели все зашло настолько далеко!
Имран, да подожди ты! Пожалуйста, не надо, сестренка!
— Я не Имран. Вы ошиблись. — Вот, даже ни капельки лжи. Другое
дело, что поняли меня совсем иначе, впрочем, я этого ожидала.
— Неужели еще одно проклятие? — перепугался мужчина. — Тварь!
Какая же он тварь! Ну ничего, он еще познает все муки мертвого
мира! Лично обеспечу.
У меня перехватило дыхание. Но не только от слов незнакомца, а
потому, что именно в этот момент я вдруг почувствовала слабый
отклик алой нити, той, что связывала меня с «кадавром», как говорил
Инсолье.
— Он жив?!
— А? Нет-нет, что ты, сестра. Это я образно. Эта падаль мертвее
всех мертвых. Тебе незачем больше о нем думать, Имран!
Я старалась не слушать его, слушала другое. Но все равно внутри
все сжалось от страха. Нет, от настоящего ужаса. А потом от Хрюши
по алой нити прошло какое-то чувство… от которого мне стало еще
хуже.
Потому что это было чувство вины.