Той самой лопаточкой, которой намазывал творог, Даккей сковырнул с буханки хлебную крышку и блаженно прикрыл глаза, вдыхая носом густой запах чесночной похлёбки.
– Глава семьи снимал пробу с похлёбки и передавал ложку жене. Та – старшему сыну. Тот – своей жене… И так по кругу. Пока мы не женаты, первую ложку уступаю тебе.
– Кто сказал, что я вообще за тебя замуж пойду? – краснея и оглядываясь по сторонам, прошептала я.
– Хочешь, чтобы я начал?
– Нет! – Я схватила ложку и с воинственным видом придвинула к себе хлебный котелок. – И мы поступим по-другому. Я съем половину… или меньше. А ты доешь то, что останется.
Даккей рассмеялся, но оспаривать право первой ложки не стал.
– Договорились, – согласился он.
Я успела съесть пять или шесть ложек, когда к нашему столу подошёл глубоко нетрезвый мужик. Он ухватился рукой за спинку свободного стула и, пьяно щурясь, выдохнул боевику в лицо:
– А ведь я тебя знаю, беспредельщик.
– Отвали, – миролюбиво предложил Даккей.
– Не, – тряхнул головой пьянчуга. – Точно знаю. Ты этот… как его? Гре...геро… герцогский ублюдок. С западного бастиона.
– Ты обознался, старик. Иди к друзьям. Они тебя уже заждались…
– Не-ет… ик… у меня эта… Память! Ик… На эти… на лица... Я…
Осёкся, уронил голову на грудь и негромко всхрапнул, а затем вороватым движением схватил со стола мою чашу с вином, осушил её одним махом, крякнул, вытер влажные губы тыльной стороной руки и неожиданно звонким голосом проникновенно пропел:
– А на плечах эполеты золотом,
Изумрудом сверкает мундир.
То с тяжёлым, как небо, молотом
На границе стоит командир.
Наш командир, шала-лу-ла, дуба-дуба…
Последнюю фразу орали хором все гости «Кричащего бобра». Даккей медленно поднялся на ноги и бросил мне, не сводя настороженного взгляда с запевалы:
– Держись за моей спиной и не высовывайся.
Я только моргнула согласно и активнее заработала ложкой. Интересно, почему все мужчины в моей жизни так любят фразу «Держись за моей спиной и не высовывайся»? А? Даже Бред. Впрочем, Бред всегда добавлял «раньше времени». Вот и на этот раз, памятуя о ценном замечании брата, я одним глазом следя за главным певуном, а вторым поглядывая на Даккея, что возвышался надо мной нерушимой скалой...
Так и до косоглазия недалеко.
А стражи тем временем продолжали петь:
– Эх, боевой командир наш суровый.