- Жень, и что на это сказала бы мама?
- Что вырастила трутня, - смеялась я и шла учить энлайский язык,
чтобы на следующем занятии пересдать его на высший балл.
Со временем таких шуток становилось всё меньше. Средняя школа
сменилась старшей, а старшая – Академией магии. В моей жизни
случилось много других событий, появились новые воспоминания. Но
маму мы не забыли. Папа так и не привёл другую женщину в наш дом,
хотя он у меня, несмотря на солидный возраст, мужчина видный и
многие дамочки с интересом поглядывали в его сторону. Но в
родительской спальне по-прежнему стоял мамин магоснимок, и я часто
видела, как отец сидел и смотрел на него.
Конечно, я жалела, что так случилось с мамой. И себя было жалко,
и папу. Но я утешалась тем, что родители меня любили, занимались
мной, уделяли своё время. Поверьте, многих детей можно назвать
сиротами при живых отцах и матерях.
Как-то раз от нашего преподавателя я услышала фразу о том, что
родительская любовь абсолютна. Она не требует отдачи и
подтверждения. Мать и отец любят нас за то, что мы есть. И я не
собираюсь с этим спорить. Я хочу сказать о другом: если любовь
родителей абсолютна, то дети так же безгранично верят им. Для нас
всё, что скажет отец или мать, - непреложная истина, закон. Мы не
сомневаемся, не требуем доказательств. Мы просто верим! И лишь,
взрослея, понимаем, что наши родители – такие же люди. Они могут
ошибаться, сомневаться и бояться, как все.
Но до двадцати пяти лет отец был моим богом.Я слепо верила
каждому слову Саина Маруани, полагалась на его советы и искала его
одобрения. Я была счастлива, когда видела гордость в глазах отца.
Он был моим идеалом мужчины, родителя, мага и просто человека… Но
однажды всё изменилось. Я даже не предполагала, что так бывает. К
тому времени я отучилась четыре года в Линахенгской Академии магии
и считалась одной из лучших на потоке. Поэтому, когда в конце
учебного года меня вызвали к ректору, не ждала ничего плохого.
Провинностей за мной не числилось, а зачёты и экзамены были успешно
сданы. Одним словом, я приготовилась к добрым новостям.
- Лорд Савар, разрешите войти?
- Проходи, Женевьева!
Я вошла в кабинет, но, сделав пару шагов, неуверенно
остановилась, потому что ректор был не один. В одном из кресел
спиной ко мне развалился какой-то мужчина и лениво перелистывал
бумаги. Рядом с ним услужливой тенью замер лорд Савар, что наводило
на мысль о высоком чине гостя. А в кресле напротив неожиданно сидел
мой отец, мрачный как грозовая туча. Когда я подошла, он крепко
сжал мою ладонь. И это тоже было необычно: Саин Маруани редко
проявлял чувства при посторонних. Я всерьёз заволновалась.