– У тебя голос такой… и лицо.
– Ерунда, – Алла потрепала сына по волосам. – Просто я плохо спала. Давай ешь быстрее, а то опоздаешь.
Артем убежал в университет, а Алла стала собираться на встречу с Геннадием Эммануиловичем. Ну и имечко, прости господи!
***
Офис Геннадия Эммануиловича находился в сталинской высотке в центре Москвы. Когда-то здесь было министерство, ныне здание наводнили многочисленные арендаторы. На табло при входе Алла насчитала не менее трех десятков названий, но надписи «Адвокатская контора» не заметила. Сверилась с смской. Вроде адрес тот. Шестой этаж. Комната 666.
Алла не поехала в старом, обтянутом сеткой, лифте, поднялась пешком, по гулкой узкой лестнице. После залитой солнцем улицы помещение казалось мрачным и сырым.
Адвокат обитал за дверью, обитой пухлым черным дерматином. Окно в комнате было зашторено, а под высоким, не менее трех метров, потолком горела тусклая лампочка без абажура.
Из-за стола, заваленного бумагами, привстал худощавый мужчина.
– Здравствуйте, Алла Сергеевна, – приветствовал он, широко улыбаясь и оглядывая внимательными, как будто выцветшими глазами.
Он взял ее руку и несколько раз пожал в чересчур горячем приветствии.
– Искренне рад познакомиться. А знаете, вы очень похожи на свой голос. Столь же цветущая и молодая.
Его любезность еще более насторожила Аллу, и она сухо ответила:
– Благодарю за комплимент.
– Это не комплимент, а чистейшая правда! – воскликнул собеседник. – Чистейшей прелести чистейший образец!
Алла недовольно поморщилась.
– Впрочем, узнаю современных молодых женщин! Дела, дела – вот главное! Правнучки расплачиваются за своих прабабушек, которые жили неторопливо и годами ждали сначала взгляда, потом пожатия руки…
– Предлагаю перейти к делу, – прервала Алла. – Куда можно присесть?
– Ах, да! Заболтался, старый черт. Прошу!
Алла опустилась в черное кожаное кресло, неожиданно шикарное для такого облезлого кабинета, и взглянула в лицо адвоката.
– Я вас слушаю.
Возраст Геннадия Эммануиловича определялся с большим трудом. С одинаковым успехом ему можно было дать и сорок пять, и шестьдесят лет. Лицо выглядело моложавым, однако в углах глаз копились обильные морщинки, а лоб прорезала глубокая горизонтальная морщина, похожая на шрам.
Ростоцкий сидел, откинувшись на спинку кресла, и вертел в пальцах карандаш.