Легкий плащ, теплый плащ. Очаровалась я длинным таким пальто не пальто, жакетом не жакетом. Прямого силуэта, по фигуре. И главное, не романтично-светленького цвета, как все остальное, а яркого, насыщенного. Одно — я решила, что это все-таки пальто — было ядовито-синего цвета, другое — вишневого. Долго выбирала. Оставила оба. А еще я зафанатела шляпками. Мне их подобрали под каждый вариант верхней одежды. Плюс перчатки.
— Сколько я вам должна? — достала я мешочек с монетами, которые я извлекла из волшебного саквояжа Рэма.
— Простите, госпожа Лиззард, счет приказано отправить в поместье милорда Верда.
— Как это? — опешила я. — Послушайте, у меня есть деньги, и я не собираюсь…
— Простите еще раз — этот вопрос не ко мне. Как вы понимаете, приказ доверенного лица его милости, господина Адерли, я оспаривать не буду. Кстати говоря, на улице похолодало. Может быть, вам стоит надеть пальто? Синее, например. Вам же оно понравилось? Вы выглядите в нем изыскано. Да, и шляпку к нему.
Я согласилась. В любом случае, разборки следовало устраивать не хозяйке магазина. И не Джону. Хотя, каким образом устраивать выяснение отношений милорду Верду я тоже представляла себе смутно. И, кстати, одежду мальчишкам, получается тоже оплачивает он… Вот уж не было печали… Допускать, чтобы я или мальчики были у него на содержании я не собиралась. Это унизительно, в конце концов.
Забавно, но в кофейню я все же пришла первая. Значит, отдельно взятая женщина, в моем лице, по крайней мере, управляется с покупками быстрее, чем два молодых человека под руководством доверенного лица милорда.
Кофейня выглядела очень мило. Была абсолютно похожа на наши, питерские. Может, кофе получше, а пирожные чуть повкуснее. Вот и вся разница.
Кроме того, я обнаружила, что можно заказать свежевыжатый апельсиновый сок. С удовольствием это и сделала. Задумалась над тем, что надо бы такой пресс купить и в поместье. Зима скоро — витамины не помешают…
Снова звякнул колокольчик. Это был Пауль. Был он какой-то растрепанный и расстроенный. Остальных видно не было.
— Что случилось? — поднялась я.
— Мама, — тихо и оскорбленно сказал он. — Как ты могла от нас… от меня отказаться?
— Пашенька, — сама не заметила, как перешла на русский. — Ты что такое говоришь?
— Нас все считают его сыновьями. Нам запрещено называть тебя мамой. Ты кланяешься нам, как прислуга. Ты решила, что тебе будет выгоднее от нас избавиться в этой академии?