Все остальное можно смело записывать по статье «проблемы».
Особенно доставало отсутствие часов и тишина. Даже не так, а
исключительно с заглавной буквы: Тишина! Не каждый день можно было
расслышать лязг ключей, еще реже дикий, быстро заглушаемый крик, и
только один раз я явственно разобрал содержание:
- Товарищи, братцы, на убой ведут.
Вот и догадывайся - матерого, измазанного кровью с ног до головы
бандита тащат, ни в чем особо неповинного студента, вроде меня,
пришибить хотят, или просто на психику давят, волю к сопротивлению
у завсегдатаев подрывают. И без того в голове не укладывается, как
так можно - выдернуть человека натурально с улицы и держать в
одиночке день за днем? Что тут вообще происходит, черт возьми? От
дурости типа голодовки или разбивания головы об стены спасла
болезнь. Без малого на две недели я свалился с чем-то похожим на
тяжелейший грипп, переходящий в хронический кашель, если не сказать
хуже. Если бы не принятая против осложнений таблетка антибиотика
(оказавшаяся поразительно эффективной) - наверно, так бы и сдох,
«не приходя в сознание».
А там настоящее избавление пришло: на допрос повели. Все те же
лестницы, тихие переходы, решетки, тяжелые двери. У одной их них,
на вид вполне обычной, конвойный остановился.
- Обождите, - он постучал в дверь, и почти сразу, не дожидаясь
ответа, втолкнул меня в кабинет.
Даже смешно. Точно такая же камера-одиночка с раковиной и
стульчаком, только освещена поярче, да вместо койки стоит пара
столов и три стула. Думал, хоть портрет Дзержинского на стене
будет, но, похоже, тут обходятся без лишней атрибутики.
Главный сюрприз сидел за столом. Мне и в голову не могло прийти,
что следователем окажется молодая женщина. Причем не мощная тетка,
«истинная большевичка», в перетянутой ремнями строгой кожанке и
маузером в руках. А совсем наоборот, маленькая, худая шатенка лет
тридцати. В меру симпатичная, с резкими чертами лица и тонкими
губами без всякого следа помады. Перед ней на столе, кроме телефона
и бумаг, начатая пачка папирос «Пушка», чуть поодаль стакан чая с
одиноким ломтиком лимона, да тарелка с парой пирожных. Спокойно,
по-домашнему, прямо как будто заявление пришел писать в деканат.
Разумеется, если не обращать внимания на стены, да лампу,
направленную в лицо по всем традициям жанра.