Тут я в полной мере осознал, какая это непозволительная роскошь
- спокойно подумать о тщете всего сущего: вопросы полетели в лицо
как стежки швейной машинки на китайской фабрике.
- Кто вас подначил к идеологии «Чёрных волков»? Когда?
- Место вашего проживания? Адреса?! Явки?!
- Кто был на скаутинге в Казани?
- Через кого вы получали агитационную литературу?
- С кем из членов ВКП(б) вы хорошо знакомы, и где они
работают?
- Адрес и номер дома где вы встречались с Борисом
Зеленовым?*
- Связи с куратором из Берлина, господином Свежевским?**
- В каких учреждениях белых правительств служили? Должности,
звания?
- Кто такой Шикльгрубер и какие картины он рисует?
- Как относитесь к советской власти? Как это понимать:
никак?!
Мелькали абсолютно дикие вопросы из анкеты, термины типа «Совет
начальников отрядов», «Съезд объединённых патрульных» и «Совет
инструкторов». Перечислялись фамилии как бы моих знакомых и друзей.
Приводились слова уже арестованных скаутов,*** которые обвиняли
меня в какой-то дикой чепухе, направленной на свержение
социалистического строя.
Да черт возьми, что я в принципе могу ответить, если впервые в
жизни слышу про скаутов в СССР? Для меня это не более чем
природно-ориентированные детки в забавных панамах защитного цвета
из американских фильмов! Подростки, которые, в сущности, ничуть не
опаснее ежиков! Поневоле пришлось симулировать потерю памяти.
Помогло мало, еще бы, после моего идиотского пассажа о берлинском
художнике угрозы перемежались с уговорами, их сменял шантаж, за
которым следовала смешная попытка подкупа папироской, и уже более
серьезная - шикарным обедом для растущего организма «прямо тут, сию
минуту распоряжусь».
Часа через три женщина выдохлась окончательно. Мило пощебетав по
телефону с неизвестным мужчиной, вероятно мужем, на тему: «как я
устала от проклятой работы, просто кошмар, но, мой милый, все равно
тебя люблю, только сегодня обязательно купи хлеба к ужину», она, не
прощаясь вышла. Вместо нее за меня принялся сменщик, неторопливый
долговязый прибалт.
Грешным делом я подумал о классике: «будут бить, возможно,
ногами». Заранее прикидывал, как сохранить почки и зубы. Последнее
почему-то волновало сильнее, ведь импланты тут ставить не умеют. Но
вместо мер физического воздействия следователь начал методично и
многозначительно перечислять мне собранные за десять лет советской
власти прегрешения скаутов. Говорил медленно и подробно, заглядывая
в какие-то листы, исписанные разными почерками от руки, видимо
доносы или показания разных лиц. Тон у него был такой, как будто он
меня хотел сразить каждым из этих фактов. Лишь изредка просил дать
оценку услышанному, искренне обижался и удивлялся моим ответам
невпопад.