Немного погодя пришло время для следующей забавы. Под свист,
хохот и скабрезные насмешки зеков конвой подал контингент для
женского вагона, оказывается, тут есть и такой. Хотя смотреть, даже
несмотря на более чем годичное отсутствие присутствия, абсолютно не
на что. Вневозрастные тетки, обмотанные платками почище чем
паранджой, или разбитные бабенки второй, а то и третьей свежести,
но вот... где отец вот этой совсем молоденькой девочки!? Офицер ли
царской армии, ликвидированный как класс в огне гражданской,
священник ли, таскающий бревна в ледяной воде Белого моря,
меньшевик ли, замешанный в «шпионаже» и брошенный за свою
революционную веру в камеру какого-нибудь страшного томского,
екатеринославского или суздальского изолятора?
Неподходящая по сезону, но добротная, явно когда-то дорогая и
стильная одежда сразу выделяла ее толпы. В руках пусто, нет сумки,
а значит, нет ничего, даже выданного на дорогу пайка, ведь, в
отличие от меня, она не могла разломать хлеб, чтобы засунуть куски
в поддетый под пальто рюкзачок да многочисленные карманы куртки и
штанов. На лице ни кровинки, только разводы грязи и бессильный
близорукий прищур глаз.
- Маша! - непонятно как, но в из всей кучи звуков я не только
услышал пронзительно-удивленный голос, но и умудрился приметить в
толпе провожающих парня-ровесника в высокой гимназической
фуражке.
«Вот же дебил!», - мелькнула мысль. Пока есть силы, пока на
воле, вывернись наизнанку, заработай, да хоть укради, наконец, но
найди денег на передачу, сам привези на Соловки еду и вещи, спаси
ее! Скрипнули зубы...
Многомудрый Михаил Федорович как будто прочитал мои мысли:
- Ему ей не помочь. Уже не помочь. Поздно. Господи, спаси и
сохрани! Дай ей легкую смерть... сегодня же ночью!
Можно понять, когда в бой или на каторгу идут парни. Можно
понять извечную женскую долю ждать, надеяться и верить. Но почему
тут наоборот? Как он ее не уберег? И черт же возьми, откуда в моих
глазах появились льдинки?!
- И ведь сейчас лишь двадцать восьмой! - не смог сдержаться я.
Продолжил, впрочем, уже про себя: «Что же тут будет твориться в
тридцать седьмом»?!
Между тем the show must go on - очередной чекисткий воронок
подкинул к составу новую, судя по всему финишную порцию зэка. Но
что это были за люди! Уголовники, или как их тут принято называть
«шпана», то есть те самые, кем охранники пугали интеллигентов
библиотечной камеры. В центре немногочисленной, но плотно сбитой
стайки двое парней подпирали, а скорее тащили главаря. Явно
серьезно больной, он все же пытался держать фасон,
покровительственно посматривая на торчащие из-за решеток лица...
Пока не натолкнулся взглядом на меня. Несколько мгновений, и вдруг
маска отрешенного спокойствия сползла с его лица без следа, а рот
открылся в крике-стоне: