Поэтому я выпалил самое идиотское, что пришло в голову:
- Сложно было Конармию написать?
- Все ж узнал, значит, - очки Бабеля укоризненно блеснули. -
Тебе в самом деле так понравился мой слог, сюжет или просто по
моде?
Надо признать, в школе вычурные красивости текстов я воспринимал
скорее как информационный шум. Точнее, потешался со всей
циничностью воспитанного интернетом акселерата над учительницей,
разбирающей на детали фразы типа: «Когда суббота, юная суббота
кралась вдоль заката, придавливая звезды красным каблучком».
Но вслух, разумеется, с жаром воскликнул совсем иное:
- Ваши зарисовки великолепны! Они как поблекшие от времени
фотографии, поверх которых положены короткие точные мазки
флуоресце... светящейся краски. - И добавил тише, но с
искренностью, вполне достойной детектора лжи: - Товарищ Бабель,
«Конармия» великое произведение, его в школах изучать будут! В
большой и сложной теме... М-м-м... Революция и Гражданская война в
литературе двадцатых годов.
- Ну, будет тебе, есть много произведений получше, - похоже,
писатель аж протрезвел от неожиданной лести, но опрокинутая для
сокрытия смущения рюмка мигом исправила положение.
- Нет! - продолжил я накат. - С таким емким слогом...
Дальше я разразился парой особо претенциозных абзацев из
школьной хрестоматии. Не говорить же, что «Конармия» была мной
особо любима за краткость. Пока педагог спрашивал одноклассника, я
успевал пробежать пару-тройку главок* глазами, выкидывая словесные
кружева, кроме одного-двух, которые всегда можно привести как ответ
на тупой вопрос педагога: «Коршунов, а что тебе особо
запомнилось»?
Впрочем, при всем красноречии, закончил я свой маленький спич на
реально интересующем меня аспекте:
- Ну и правду, конечно, интересно прознать. Вот представьте, в
будущем, лет через сто, все забудут про войны, какими они были в
реальности. Примерно как мы про Отечественную с Наполеоном, которую
знаем, скорее, как приключения Наташи Ростовой и Пьера Безухова.
Право же, так куда интереснее, чем учить факты истории. А может
быть, даже правдивее, ведь война она у всех и каждого своя.
- У каждого своя война? - наконец-то очнувшийся от потока
комплиментов Бабель задумчиво пожевал слова. - Да тебе, Леш, надо
писателем быть. Говоришь складно, мыслишь образно!
- А я и пробовал! Фантастические романы, - с пафосом свежей, не
тронутой пером критика юности провозгласил я. Про себя, впрочем,
удерживая циничную мысль - чего же я еще могу-то, более-менее
представляя реалии будущего?