Ноль - страница 9

Уже пятница, конец недели.Урод приходит и уходит в сопровождении Воробья, на переменах чаще всего просто сидит за своей партой и не отсвечивает, лишь отмороженно скалится в ответ на угрозы ребят да очень правдоподобно изображает, что я для него — пустое место.Саша злобно скрипит зубами, но плана, как достать и отмудохать Урода, еще не придумал: сосредоточиться ему здорово мешают Наташа, с которой он постоянно обжимается по углам, и различные школьные мероприятия — он слывет активистом.А школа полнится слухами, они растут в геометрической прогрессии.Говорят, у Урода странные замашки — люди видели, как он ходил по коридору в пальто, но без штанов, как он зашел в женский туалет и вышел оттуда уже в юбке!.. Теперь все точно знают, что он ** *** **********... А вот директор как-то слишком лояльно отреагировал на сенсацию — за дикую выходку Уроду ничего не было. Похоже, новый директор тоже извращенец — он простил Урода потому, что тот ******** *** ***** * ********.— А по какому праву для инвалидки сделали исключение — она теперь ходит в своем костюме, а не в дурацкой форме? — третий день ноют девчонки.У меня трещит голова.Урод ни на секунду из нее не выходит.Он присутствует в классе — что-то пишет в тетрадке или сидит, развалившись на стуле и задумчиво уставившись на учителя, а мое сердце бьется слишком часто. Резкие движения, лишние неловкие жесты, пылающие уши и щеки — все оттого, что я нервничаю. Любопытство и новое тянущее чувство, похожее на ожидание, изводят и изводят меня.Я в ужасе от себя самой.Но мне плевать на предметы, плевать на слухи... Мне даже на Сашу плевать!Кажется, вот так у людей сносит крышу.***Что я на самом деле знаю об Уроде?Тетя Оля рассказывала, что он родился, когда его отец уже сидел в следственном изоляторе. Когда Уроду был год, неизвестные сожгли его дом во вполне благополучном Частном секторе, и престарелый дед и молодая мама с младенцем остались без крова. Дед давно умер, а Урод и его мать до сих пор ютятся в заводском бараке, жилье в котором им выделили тогда по линии соцзащиты.Знаю, что отец Урода сгинул в тюрьме, а с матерью до сих пор не здороваются на улицах. Поговаривают, что она не в себе, что подрабатывает «кем придется» — на эти деньги и какие-то пособия они и существуют. Знаю, что Урод тусуется только с Воробьем, от которого иногда огребают наши пижоны, забредшие в Заводской район. Знаю, что Урод часто мотается в Город, и... в общем-то, это все.Ничего из того, за что я могла бы его ненавидеть.Но ненавидеть стало традицией. Ненависть и презрение к этой семейке я впитала с первыми сказанными мне дедушкой и бабушкой словами, с их горем и скорбью, с тихой радостью, озарявшей их глаза в моменты, когда они смотрели в мои.У меня к семейке Урода свои счеты.Пока мама пыталась привести в чувства бабушку и деда, а я сидела в Сашиной коляске под присмотром тети Оли, мой молодой и полный сил папочка, оставшийся в Городе, загулял.Из-за постигшего нас страшного горя мама и папа в конечном итоге развелись, и моя жизнь не сложилась так, как должна была сложиться.Я могла бы быть вовсе не Соней. Мама никогда не хотела называть меня этим именем.***Нервный, вечно раздраженный Веник, похожий на маленькую злобную чихуахуа, швыряет мне под нос тетрадь с самостоятельной работой, и я медленно раскрываю ее. Предчувствие не обмануло: под задачами сияет досадный «трояк». Этот придурок Веня даже не принял во внимание мои прошлые заслуги... Алена с любопытством заглядывает за мою руку, и я тут же отгораживаюсь от нее локтем.Я никчемная и глупая, сколько ни бейся и ни изображай из себя умницу. Пожалуй, ничего не стану рассказывать бабушке, а чертову тетрадь просто спрячу. А потом порву.***Шаркая по паркету массивными туфлями на платформе, патрулирую школу — мне постоянно нужно держать Урода в поле зрения, смотреть на него, не упускать из виду.«Чтобы он никому не показал видео», — напоминаю себе о причинах подобного поведения.Урода нигде нет. Даже интересно, куда можно подеваться в нашем тесном храме науки?..Хочется есть. Психанув, иду в столовку, но у раздаточного окна словно просыпаюсь — беру только томатный сок.Я снова чувствую себя сильной — хожу с гордо поднятой головой и надменно улыбаюсь. Мне нравится пустота в желудке, легкая горечь во рту и чувство превосходства над девочками, уминающими булочки с изюмом.Даже мои метания по коридорам наконец вознаграждаются: на втором этаже Урод, засунув руки в карманы пиджака, с отсутствующим видом идет навстречу.Я зажмуриваюсь. Но меня настигает Саша:— Сонька! — орет он из-за спины. — Посторонись!Он обгоняет меня, довольно сильно толкает Урода плечом и смывается. Явно не ожидавший подобного Урод отлетает к окну, повалив с подоконника и без того полуживой цветок в голубом плетеном горшке.На грохот все оборачиваются, но никто не задерживает на Уроде своего внимания.Непонятно, какая настройка сбилась во мне: для порядка завернув за угол, я останавливаюсь и затаив дыхание наблюдаю.Урод опускается на колени, длинными пальцами сгребает землю с грязного пола, высыпает ее в цветочный горшок, водружает цветок обратно и задерживает над ним раскрытую ладонь «руки смерти». Я не могу пошевелиться до тех пор, пока не раздается лязг звонка. Урод ставит цветок на подоконник и быстро уходит.***Оставшиеся уроки тянулись медленно, сомнения зудели в душе — даже карандаш с треском переломился от нажима и закатился под парту, за что я удостоилась молчаливого осуждения русички.Со звонком вылетаю в коридор и... в замешательстве разглядываю цветок, который еще утром был увядшим.И вижу ожившие сочные листья и проклюнувшийся бутон...Двери опустевших кабинетов закрываются за последними вышедшими учениками. Урод, накинув пальто, вразвалочку направляется к пожарной лестнице.Собираюсь окликнуть его, но затыкаюсь — подружки Наташи, проходя мимо, подобострастно мне улыбаются.Драгоценные секунды потеряны. Чертыхаясь, дергаю массивную дверь запасного выхода и она, к удивлению, поддается, выбегаю вслед за Уродом на лестницу и, не сбавляя шага, кричу:— Постой! Лебедев, стой! — Эхо отталкивается от обшарпанных стен и многократно усиливает мой голос.Испачканная мелом спина замирает, Урод обращает ко мне бледное лицо, угли черных глаз прожигают насквозь.— Чего тебе? — хрипло спрашивает он и ухмыляется. Сердце уходит в пятки, я хватаюсь за перила.— Цветок... тот цветок... зацвел! — Урод с недоумением смотрит на меня, и я понимаю, насколько глупо, должно быть, выгляжу.— Ты больная? — интересуется он, и я пячусь назад. — Тебе срочно захотелось сообщить мне, что где-то зацвел какой-то цветок?— Ты опрокинул его. Он был совсем сухой. А потом зацвел... — мямлю я. Урод раздражен так, что, кажется, может ударить.Заметив мой испуг, он на миг закрывает глаза и устало вздыхает.— Да, зацвел... Потому что на следующей перемене я его полил. Милосердие, детка... Хотя тут оно не в чести.Он отступает на шаг, собирается уйти, и это повергает меня в ужас.Он пошел на контакт... Нужно попробовать договориться, заручиться его молчанием.В панике хватаю его за рукав и тут же отдергиваю руку.— Слушай, то видео с пустыря... не мог бы ты его удалить? — Я игриво поднимаю бровь, но она дергается. — Пожалуйста...— Ну уж нет! Это видео — гарантия, что ты со своим фан-клубом оставишь меня в покое! Мой билет в сказку, — грубо перебивает Урод и усмехается.— А как насчет моих гарантий?.. — спрашиваю тихо. — Честно, зачем ты пришел в эту школу?— Учиться. Это все. От тебя мне не нужно ничего, — быстро отвечает он.От внезапной слабости подкашиваются колени — голодный обморок настигает меня в самый неподходящий момент. Я гляжу в темные глаза и сознание размывается. Вероятно, нужно добавить в рацион больше калорийных продуктов... Стены шатаются и уплывают, а чудовищная дурнота подкатывает к горлу. Я теряю равновесие, и последнее, что фиксирует зрение — потрясающе реалистичный рисунок белых костей, проступивший поверх кожи на пальцах, крепко сжавших мою бледную руку.***В раздевалке напяливаю плащ и в прострации надолго зависаю у зеркала.Я пришла в себя там же, на ступенях — забытье длилось недолго.— Все в норме? — черные глаза встревоженно и странно разглядывали мои, а я заметила, что они и не черные вовсе. Они намного светлее...— Да, — кивнула я. Все действительно было хорошо.— Ну и хорошо. — Урод поднялся на ноги, спрятал руки в карманы, сбежал вниз по лестнице и, пнув носком ботинка ржавую железную дверь, растворился во мгле мелкого сентябрьского дождя.Чуть поодаль кучкуются ребята. Саша, мечтательно возведя к потолку ясные глаза, слушает грязные рассказы одноклассников: причмокивая, они спорят о разнице темпераментов блондинок и брюнеток. Всматриваюсь в зеркало — я брюнетка, волосы резко потемнели летом после восьмого класса, и бабушка сразу купила краску пшеничного оттенка.— Ты уже взрослая, можешь изменить имидж! — пошутил она. — Сонечка ведь тоже была блондинкой.Тогда я впервые осветлила волосы — пошла на это потому, что и так постоянно разочаровываю бабушку. Я темненькая, мой рост намного выше среднего, и худенькой меня не назовешь. Я ни капли не похожа на ее Соню. А ей так нужен кто-то достойный ее преданной любви!Но я так хочу быть брюнеткой...Мне стыдно: в последнее время я, задыхаясь в изоляции от одиночества, вдруг пересмотрела все свои приоритеты.Урод тоже брюнет, хотя бреет голову почти под ноль.У него красивые глаза. И теплая рука. Мне понравилось чувствовать ее на своей коже.— Соня, прости! Кажется, мне нравится сын твоего убийцы... — в ужасе шепчу я в зеркало и вижу в нем только себя.***