Перед тем как зайти Андрей внимательно осмотрел свою гермодверь
в надежде найти записку от соседа или кого-нибудь еще. Он
наклонился к металлическому полотну, думая, что бумажка могла быть
маленькой или ее упрятали слишком основательно. Однако даже
повторный осмотр ничего не дал. Разочарованный Андрей открыл ключом
жилище, зашел внутрь и закрыл замок.
С его последнего пребывания дома ничего не изменилось. Всё
стояло на своих местах и открытые шторы давали возможность видеть
неказистую картину на стене. Он уронил пакет, просто разжав пальцы,
дошел до дивана и медленно опустился на него. На душе было так же
пусто, как и в ячейке. В голове стоял шум из обрывков самых разных
мыслей, которые облачались в тонкую скорлупу воспоминаний о
последнем бое. Он не мог вспомнить, когда говорил с сыном — до или
после ранения. Было ли это результатом отравления или Коля
действительно пришел к нему, общался с ним и даже пообещал прийти
еще раз. Все это казалось таким одновременно близким и далеким,
выдуманным и реальным, что Андрей почувствовал тошноту. Комок
медленно подкатывал в горлу и мужчину заторопился в туалет. Там он
сел на колени перед унитазом и его вырвало остатками
непереваренного коцентрата на завтрак из медблока. Он оставался в
таком положении еще несколько минут, чувствуя противные позывы в
животе.
Ослабленный мужчина позволил себе лечь на пол, чувствуя его
приятную прохладу. Он бездумно водил пальцами по стойке ванной, как
вдруг заметил лежащий в углу предмет. Напрягая непослушные
конечности, Андрей вывернулся, чтобы залезть под ванну и достал
оттуда пистолет. Тот самый пистолет, который когда-то принадлежал
Михаилу. Оружие приятной тяжестью легло в ладони. Он достал полный
магазин и передернул затвор — оттуда вылетел патрон. Андрей впервые
за долгое время улыбнулся, думая о своей глупости. Он зарядил
патрон в магазин и снарядил им пистолет. С большим трудом мужчина
поднялся на ноги и вернулся в комнату. Там он провел почти час —
Андрей просто сидел на диване и молчал, сжимая в ладони
пистолет.
Самой простой, близкой и понятной мыслью было выстрелить себе в
голову. И чем больше Андрей думал о своей жизни и том, что с ней
происходило в последнее время, тем больше он принимал необходимость
последнего выстрела. Его уже не заботили мысли о гигахруще,
самосборе и попытке понять, откуда они взялись. Вселенная для него
сузилась до запертой бетонной ячейки — пустой, чужой и по сути
безлюдной.