-Но он же не видел этого, — вслух размышлял Коля. — Как и
туннелей. Хотя биолог явно круче слесаря. Да... Надо найти плакат с
биологом.
Телевизор издал резкий звук, возвестивший о начале нового,
тринадцатого, уровня, и парень тут же схватил джойстик, готовый
уничтожать все живое или почти живое на своем пути. Время за игрой
летело незаметно. Палочки на электронных наручных часах гасли и
зажигались.
Неожиданное ощущение заставило Колю вздрогнуть и поставить игру
на паузу. Он посмотрел на дверь, прислушиваясь к происходящему в
коридоре. Несколько секунд парень сидел неподвижно, пытаясь понять,
что было источником тревоги. Он слышал спокойные шаги, удары
собственного сердца, тихий шум вентиляции...
Внезапно зазвучала протяжная сирена, оповещающая о самосборе и
тут же зажглась красная лампа прямо над входом. Коля вскочил на
ноги, в два прыжка оказался у гермодвери и запер ее. Сердце в груди
беспокойно стучало. В коридоре слышалась беготня, переговоры,
закрывающиеся двери, крик.
-Отец! — закричал Коля и бездумно потянулся к замку. Его рука
дотронулась до ручки, но в последнее мгновение парень отдернул её.
— Нельзя! — самому себе скомандовал он.
Подростка захлестнули эмоции, он пытался побороть страх и
волнение. Коля взглянул на часы и попытался вспомнить, как давно
ушел его отец, где он мог быть и нужно ли было впустить его
обратно, если тот вдруг вернётся.
Издалека вновь послышалась наводящая ужас сирена самосбора. Коля
прижался к двери, прислушиваясь к происходящему. Кто-то вновь
пробежал мимо. Кажется, стучали по чьей-то двери. Крик. Снова
быстрые шаги. Затем тишина. Тишина. Тишина.
А потом возник шепот. Тихий. Еле слышный. Приходящий откуда-то
издалека. Приближающийся. Заполняющий весь коридор. Словно там были
сотни или тысячи шепчущих людей. Переговаривающихся друг с
другом.
Коля прижался к двери, пытаясь разобрать хоть что-нибудь. Сердце
тяжело билось в груди, словно пыталось из последних сил пробиться
наружу. Тяжелое дыхание мешало понимать происходящее там, за
дверью. Отдельные слова тонули в бесконечном ворохе тихих слов
бесчисленных людей. Он пытался понять их, но это было так же
тяжело, как увидеть капли в текущей из крана воды. От напряжения
его лицо сморщилось, губы пересохли.
Вдруг лицо разгладилось, будто главный источник страдания исчез.
Бессмысленный шепот стихал, уступая место одному единственному
голосу. Тот мерно и тихо вещал через толстую железную дверь. Слова
проникали сквозь защитную стенку, успокаивая подростка. Парень
впервые в своей жизни слышал его, но почему-то полностью ему
доверял. Испуганная гримаса исчезала. Руки перестали дрожать. Но
взгляд оставался таким же шальным и беспокойным — уже не из-за
самосбора, а того, что говорил ему голос. Он прекрасно знал, что
нельзя было делать того, о чем ему вещали из-за гермодвери —
объясняли, просили, умоляли, настаивали. Подросток отлично помнил
истории отца и отдавал себе отчет в том, чем может обернуться
открытая дверь. Беспощадный самосбор мог забрать его в долю
секунды. И он сомневался. Слушал. Хмурился. Вздрагивал. Думал.
Держал пальцы на ручке замка.