— Сколо тлидцать, а пока тли…
— Ша! — бросил туда Томин коротышка-пилот. — Хотите отнести
стоматологам в два раза больше, чем мечтали заработать?
Слова лились из него словно бусинки, нанизанные на длинную
мысль, тон предложения к последнему слову забавно повышался.
Мягкость произношения и звук по-змеиному шипящих букв
завораживали.
— Было у мамы два сына, один умный, второй — Шурик… — не
унимались помощники, переходя на личность пилота.
— И это мои товарищи? Тогда что такое фашисты? И не надо про
второго сына, вы делаете мне обидно.
Похоже, такая перепалка здесь вроде традиции.
Когда мне нужно добавить себе возраста и солидности, я
расправляю плечи и тянусь макушкой вверх, чуть на цыпочки не встаю.
Тома без раздумий поступила так же. Выперла все, чем природа
одарила, острый нос — вверх, взгляд — «щас плюну».
— Умничка, держи фасон и все будет в ажуре, — с вежливым
снисхождением принял пилот ее потуги. — Таки да, пятнадцать — очень
много. А нам главное, чтобы до восьмидесяти пяти.
— Лет?!
— Килограмм. Или инструктаж между ушей не отпечатался? Таки
лучше сразу везде вести себя правильно, чем потом с-под низу
любоваться прекрасной природой кладбища.
Еще раз, ничуть не скрываясь, похожий на мультяшного персонажа с
пропеллером упитанный пилот просканировал взглядом Томину фигурку,
еще не полноценно женскую, но с моей точки зрения идеальную:
по-мальчишески крепкую, подтянутую, что особенно здорово смотрелась
в ярко-алой спортивной форме. Оценивал? Мне показалось так.
Настаивать не буду, возможно, он проверял соответствие одежды
полету.
— Я готова.
Тома действительно была готова — сожрать визави с потрохами.
— Тогда хватит утюжить клешем булыжник, подгребайте к нашей
цацке.
Направляя и поддерживая Тому за талию, самонавязанный кавалер
переместил ее ближе к дельтаплану.
— Как вы догадались, я из Одессы. — Стукнув каблуками, рыжий
пилот лихо козырнул. — Позвольте представиться, Александр, он же
Шурик, он же Алик, он же Саша, он же Саня, он же, если приспичит,
Искандер Двурогий.
— Какой?! — не сдержалась Тома, прыснув в мою сторону: — Слышал,
Чапа?
Я завидовал ее умению мгновенно преображаться: из гнева — в
серьезность, оттуда — в заразную для окружающих смешливость,
заставляя ответно улыбаться всех, включая таких, кто не только не
собирался, но даже думал, что не умеет.