Рун захотел укусить самого себя за локоть. Опять отвлёкся, как
обычно. Парень отрицательно покачал головой, прогоняя все мешающие
мысли. В четвёртых, насильно сказал он самому себе, следует знать
лишь одну вещь – до сего момента ему попадались мелкие сошки, мало
связанные с тем, кто организовал нападение на Шпиль. Их память была
если и не пуста, то не слишком информативна – Рун вытаскивал её из
их голов и рассматривал. Мерзавцев тянули жалкие помыслы: кто-то из
разбойников был лишь вчерашним крестьянином, чьего сына справедливо
наказали чародеи. Другие хотели денег, третьи жаждали славы. Парень
облизнул высохшие губы, пытаясь вспомнить, сколько людей сгинуло в
тщетной попытке провернуть нечто подобное? Все их потуги
заканчивались у двери Шпиля и жалкой участью. Рун не знал, но
догадывался, что одно из нападений было организовано самой
Матриархом – старый Мяхар не очень любил об этом говорить, но
намекал: лишь показав простолюдинам, что может с ними случиться в
случае бунта, можно предостеречь остальных от глупостей. Разве с
десяток горячих голов такая большая цена за сотни, если не тысячи
людских жизней?
Рун не знал. Может и да, может, и нет – старик завсегда умел
перескочить с одного настроения на другое. Минутой назад он был
серьёзен, а через мгновение весел и добродушен. Но одно парень знал
точно – в практичности методов Мяхару точно отказать было нельзя.
Вопрос, ответ на который Рун столь тщательно искал в разбойничьих
мозгах не унимался, раз от разу норовя обратиться навязчивой идеей;
что заставило поганцев поверить, что в этот раз у них точно
получится? Юный чародей выдохнул – ответа сызнова не было, но он
надеялся вычленить что-нибудь из пойманного ими сегодня старика.
Если уж и этот ничего не знает, то тогда…
Рун не знал, что тогда. Копилка домыслов вдруг позвенела
содержимым, напомнив, что он давненько не подкидывал ей новых
размышлений. Парень кивнул – то ли ей, то ли самому себе в ответ, и
поискал, что там должно было быть «в пятых».
А в пятых… Юный чародей выдохнул, покачал головой. В пятых
следовало напомнить самому себе, что он идёт по следу тех, кто
жестоко расправился с его собственными учителями. Почему-то в
голове набатом звучали слова Нилтара, что его порвут, словно
зарвавшегося щенка – и поделом. Рун сунул руку в напоясную сумку.
Огладил увесистую россыпь булыжников. Бывшие разбойники покоились в
его сумке – временами ему помогали сосредоточиться мысли о том, как
он вернётся в Шпиль и притащит с собой нечестивцев на магический
суд. Кто сказал, что чародеи не ведают справедливости?