Так что
почти каждую ночь, как по расписанию, Нелька с выгнанным Сашкой спускаются куда
- то в сторону подвала нашего общежития и там без помех предаются
страсти.
Что
удивительно, на лекции при этом Нелька не опаздывает и даже успевает
позавтракать перед учебой. Жалко только, помыться не успевает, поэтому рядом с
ней сидеть не каждый сможет. Меня раз вообще чуть не вырвало около неё от
жуткой вони, состоящей из смеси мочи и еще чего-то отвратительного.
Поэтому
девочек рядом с ней не увидеть, а вот ребята, пожалуйста. Обоняние у них, что
ли, от Нелькиной красоты отшибает? Вот и сейчас Нелька в окружении
исключительно мальчишек.
Между тем лекция
начинается. Термодинамик читает хорошо, понятно, для меня, по крайней мере. Все
сосредоточенно строчат в своих тетрадках. Широкий солнечный луч вольготно
гуляет по аудитории. Мне хорошо, спокойно, привычно.
Пока
термодинамик объясняет что-то кому-то по второму разу, я, откинувшись на
гладкую спинку длинной скамьи, лениво наблюдаю за танцем пылинок в пыльном
солнечном луче.
Постепенно
голос термодинамика затихает, а солнечный луч становится всё шире и шире…
У меня начинает слегка кружиться голова. От голода, что ли… Я встряхиваюсь.
Тщетно пытаюсь поймать затихающий голос лектора и рассмотреть формулы на доске,
которая словно в дурном сне уплывает всё дальше и дальше в клубящемся малиновом
тумане.
Туман всё
гуще. Голова кружится всё больше. Вскоре я не вижу уже почти ничего. Аудитория,
ребята, лектор от меня всё дальше…
Меня вдруг перекручивает,
ломает… Дикая боль сжимает виски… Я падаю и падаю куда-то в бесконечность… Живот
пронзают острые спазмы… По краю сознания мелькает мысль, что отравилась всё-таки
вчера в "Тошниловке", не надо больше туда ходить, не надо! При воспоминании
о «Тошниловке» мне становится совсем плохо, меня дико тошнит и, наконец,
как апогей, обильно рвёт прямо на пол аудитории...
Аудитории?
Блестящий гладкий каменный пол чёрного цвета... Очень холодно... Сейчас же
сентябрь, тепло же ещё... Я стою на коленях, голова тяжёлая, хочется лечь и
закрыть глаза. Может, тогда этот бред пройдет. Останавливает только то, что
прямо перед лицом блестит лужа блевотины.
Это почему-то
заботит больше всего, я пытаюсь отползти, но сил нет совсем. С огромным
трудом мне всё-таки удаётся немного отдалиться от зловонной лужи. Вот сейчас бы
лечь уже, да пол дико холодный. Застужусь ещё, к чёртовой матери.