У Кузьминой-Караваевой – «Душу вихрями уносит…»
У Блока – конкретная гримаса революции – убийство Катьки-проститутки одним из Двенадцати.
У Кузьминой-Караваевой – сконцентрированная символика «лат и кольчуг» народа, поднимающегося на «мятеж».
У Блока – народное паясничанье: «Эх, эх, без креста!».
У Кузьминой-Караваевой – «Ты в небе снова Крест воздвиг».
Два переживания и оправдания революции:
Кузьмина-Караваева:
…нездешнею песней
Возвещает нам милость
Друг небесный и вестник.
Отчего же пронзенный
Дух не знает покою?
– Он пронзен оперенной
Огневою стрелою…»
А. Блок:
Впереди – с кровавым флагом,
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной
В Белом венчике из роз —
Впереди – Иисус Христос.
Два наичувствительнейших человека свидетельствуют об эпохе. Но он приближается к концу земной жизни, и поэтому сил хватает только зафиксировать видение «В белом венчике из роз»:
«Кружила метель. Фонарь тускло поблескивал сквозь столбы снега. Не было ни души. Только ветер, снег, фонарь… Вдруг Блок сказал:
“Так было, когда я писал "Двенадцать". Смотрю! Христос! Я не поверил – не может быть Христос! Косой снег такой же, как сейчас.”
Он показал на вздрагивающий от ветра фонарь, на полосы снега, света и тени.
“Он идет. Я всматриваюсь – нет. Христос! К сожалению, это был Христос – и я должен был написать”»
(Из воспоминаний Н. А. Павлович).
В Дневнике Блока за 1918 г. есть авторский комментарий в ответ на услышанное мнение, что он «восхвалил» Христа:
«Разве я “восхвалил”? Я только констатировал факт: если вглядеться в столбы метели на этом пути, то увидишь Иисуса Христа. Но я иногда сам глубоко ненавижу этот женственный образ…» И дальше: «Религия, грязь (попы и пр.) странная мысль этих дней: не в этом дело, что красногвардейцы “недостойны” Иисуса, который идет с ними сейчас, а в том, что именно Он идет с ними, а надо, чтобы шел Другой».
Немужественный образ Христа… Трудно, очень трудно видеть в нем путеводителя «Двенадцати». Скорее это они Его влекут к Распятию. Или сами влекутся ко Кресту. И тогда Крест – доля, расплата, прощение. Свершение судьбы народа. Может быть, такова правда этого, казалось бы, слишком художественного образа. И Блок не мог противиться так Пероводящему.
У будущей матери Марии же звучит точное видение, знание души, сила веры, дающая мужественность в переживании роковых минут истории: «Передо мной проходят все мысли последнего времени, проверяю решения. Россия, ее Блок, последние сроки – и над всем Христос, единый, искупляющий все» («Мои встречи с Блоком»).