Стражники окружили новоприбывших и по
команде, громкий окрик, который было не разобрать, и короткий
импульс в голове, колонна каторжан пришла в движение.
- Я бы сейчас не отказался от рюмки
виски, - признался Карен Серое Ухо, - Хоть маленький глоточек.
- Я бы пивка дернул. Темного, -
мечтательно процедил Фома Бродник.
- Я уже два года как завязал. Ничего
не пью. Хотя раньше бывало, в такие загулы уходил, что держите меня
семеро, - сказал Дыкрик.
Илья удивился. Эти люди делали
последние шаги по поверхности планеты, а рассуждали об алкоголе. Он
не понимал, что они так прощались со свободой, вернуть которую не
надеялись.
Их загнали под купол, подстроили на
грузовой платформе, огражденной металлической решеткой, и начался
спуск. Стражники остались на поверхности. Их скучающие, равнодушные
лица еще долго виднелись в вышине. Правда, не обошлось без
инцидента. Кто-то из охраны плюнул на голову заключенного.
Клейменному это не понравилось. Он разразился бранью, попытался
забраться на решетку, но был сбит выстрелом из силового ружья.
Рухнув под ноги собратьев по несчастью, он продолжал проклинать
всех и вся, обещая добраться до грязного ублюдка в форме и
перегрызть ему горло.
- Кажется, я эту морду знаю, -
задумчиво произнес Бродник. – Это Ли Форест, один из членов совета
директоров «Королевского банка». Не знал, что его тоже взяли.
- Так он же был в особо близких
отношениях с Имраном. Как не взять-то. Ему тут самое место, по
революционной логике, - сказал Дыкрик.
Илья посмотрел с интересом на
поднимавшегося клейменного. Ему было лет сорок, лицо в рытвинах,
частично скрытых бородой, серые глаза, широкий лоб, рассеченный
свежим, незажившим рубцом и большие мускулистые руки. Он был больше
похож на лесоруба, нежели чем на банкира.
- Чего пялишься? В морду хочешь? –
зло спросил Ли Форест, заметив взгляд Давыдова.
Илья смолчал.
Спуск, казалось, продолжался целую
вечность. Платформа двигалась по туннелю, похожему на пусковую
ракетную шахту. Чем ниже они погружались, тем громче звучали голоса
заключенных. Все что копилось за недели, проведенные в бараках в
ожидании решения своей участи, выплескивалось наружу. Люди
делились своими мыслями и чувствами, вспоминали о прошлой, навсегда
перечеркнутой жизни.
Наконец, платформа остановилась, и
открылись ворота. Перед каторжанами показался освещенный туннель, и
группа встречающих в черной форме.