- Похоже, уже знаешь, что это, – кивнув на оружие, усмехнулся Зарубин. Волк снова оскалился, но без прежнего азарта. – Лучше проваливай, пока я добрый, - предложил воин. – Не то шкуру спущу.
Демонстрируя белые клыки, зверь вновь зарычал и, не спуская с человека глаз, медленно попятился.
- Давай, давай, - поторапливал хищника Алёшка, и тот одним прыжком скрылся в зарослях. Серая тень мелькнула ещё раз и исчезла. С другой стороны, от парня послышалось тревожное шуршание. Отодвинув ветки, парень увидел жеребёнка. Малышу от силы было пару недель. Дрожа всем телом, бедняга тихо всхлипнул. Выглядел он настолько беспомощным и несчастным, что у человека сжалось сердце.
- Не бойся, маленький, - Алёшка улыбнулся и осторожно двинулся к жеребёнку. Глаза малыша испугано округлились, он попытался отскочить, но, неловко переступая ногами, споткнулся и упал. – Ну что ты, глупый. – парень подошёл ближе. Жеребенок подняться на тоненькие ножки и вновь задрожал. Надеясь успокоить малыша, воин зашептал на татарском. - От мамки видать отстал? Не бойся, не бойся. Я тебя в обиду не дам. Никаким волкам: ни серым, ни двуногим, – успокаивающе бормоча, он осторожно коснулся шеи и мягко провёл рукой по хребту. – Настрадался, - сочувственно вздохнул Алёшка, разглядывая царапины и неглубокие раны на тёмной шкурке. Размотав пояс, парень накинул его на жеребёнка. - Ничего я тебя выхожу. Пойдём, - проговорил он, легонько подталкивая малыша из овражка. Сделав пару шагов, бедолага бессильно обмяк. Тогда Алёшка, крякнув, подхватил жеребёнка на руки. Малыш поначалу рыпнулся, но, ощутив крепкую хватку, с настороженностью косясь на человека, замер. Выбравшись из овражка, Алёшка поставил ношу на землю и попытался повести малыша за собой. Жеребёнок не артачился, а послушно поковылял за спасителем.
Когда Алёшка со своей находкой добрался до лагеря, их тут же обступили воины. При виде незнакомых людей малыш вновь задрожал и, ища защиты, прижался к спасителю.
- Ну и заморыша ты приволок, - усмехнулся Тимофей Фёдорович. - Кожа да кости. В чём душа держится?!
- Выхожу, - заверил Алёшка. - Мой Буран уж стар совсем. Ещё тятька на нём воевал. Пора бы ему и на покой.
Одна сердобольная баба передала парню крынку, обмотанную по горлышку прочной тряпицей.
- Вот покорми сердешного... Я водичкой молоко развела.