- Подумаю, - серьёзно сдвинув брови, пообещал Воротынский.
- Век обязан буду! - Ордынский расплылся в льстивой улыбке.
В тот же вечер за трапезой Михаил Иванович завёл разговор о важности семейных устоев и намекнул, что Аксинья засиделась в невестах. Понимая, куда клонит крёстный, девушка вспыхнула:
- Неужто, жениха мне подыскали? – спросила она, и её сердечко отчаянно задрожало.
- Не решил ещё, - неопределённо ответил князь. – Тут Ордынский о тебе справлялся.
- Кто ж такой? – насторожилась боярышня.
– Захар Акимович. Сегодня в церкви был. У кануна вы с ним столкнулись, - пояснил Воротынский и улыбнулся. - Приглянулась ты ему.
Наморщив лоб, Аксинья вспоминала своё посещение храма и вдруг округлила глаза.
- Этот с хитрой образиной? – поняла она и надулась. - Крёстный, не люб он мне.
- Образина, как образина, - пожав плечами, пробормотал воевода, но, опомнившись, фыркнул. - Тьфу на тебя! Уж больно ты привередлива. С лица воды не пить.
- Так он старый! – заныла Аксинья.
- Рано ты его в старики записываешь, - возмутился Воротынский, запустив пятерню в густую бороду. В свои пятьдесят три года воевода вовсе не считал себя дряхлым стариком, а уж только перешагнувший сорокалетний рубеж Ордынский казался ему вполне свежим мужчиной. – Захар Акимович не старый, а зрелый, - возразил он, и нянька поспешила поддержать князя.
- Ордынский - справный хозяин. Сурьзный. Надёжный, - расписывала она достоинства постылого жениха. - За ним словно у Христа за пазухой жить станешь. Всегда в достатке.
- Вот, - удовлетворённо крякнул Воротынский. – И государь его жалует, - проговорил он, но, заметив скуксившиеся выражение лица крестницы, решил так сразу не напирать. - Ты не торопись. Подумай сначала.
- Да чего тут думать? – заверещала нянька, радуясь, что можно удачно пристроить непоседливую девчонку. - Где же лучшего мужа сыскать?
Аксинья надулась, выходить за неизвестно кого ей вовсе не хотелось. Взглянув на окончательно поникшую девушку, Михаил Иванович пошёл на попятную.
- Ну что ж ты так пригорюнилась? Неволить тебя не стану, но и артачиться не позволю, - всё же строго предупредил он.
На душе у Аксиньи несколько полегчало, но понимание того, что вольная жизнь может скоро закончиться, иголкой засела в сердце. «Лучше отбросить напрасные мечты о любви», - с тоской размышляла она, хотя всё нутро противилось смирению.