- Да как же так! – всплеснула руками Анна Сабуровна. – Он же дитё совсем!
- Такому отчаянному соколу тесно в вашем городище, - возразил воевода.
- Не рановато ли? – засомневалась мать.
Забыв о терзающей спину боли, Алёшка аж подпрыгнул.
- Да я уже много чего умею! – воскликнул он, глаза мальчишки разгорелись азартным огнём. – Меня же тятька сам обучал, пока жив был! И на коне скакать, и из лука стрелять, и саблей владеть, и бою всякому! Позволь, матушка! Честное слово, имени нашего не посрамлю!
– Тебе ещё и двенадцать не минуло, - возразила мать. – Недоросль - ты ещё.
– Ничего. Я сам с пятнадцати лет на службе, - возразил Дмитрий Иванович. - Приставлю к нему кормильца мудрого. Да хоть своего Тимофея Фёдоровича отдам, - он кивнул на сурового воина. – Обвыкнется отрок понемногу к делу ратному. А пока опыта набирается, при мне толмачом послужит. Слышал, благодаря Анне Сабуровне ты языками басурманскими владеешь? – обратился он к племяннику.
- Могу! Конечно, могу! – разволновавшись, воскликнул Алёшка. - И по-ногайски, и языком крымчаков владею.
Старшая боярыня с сожалением вздохнула, а Мария вдруг спохватилась.
- Да что ж мы на улице? Вот ведь! Из-за этого охальника и встретить тебя толком не смогли! Пойдём-ка в дом, поговорим, - пригласила она и строго взглянула на селян. - А вы расходитесь! Нечего здесь лясы чесать, - приказала Мария и скрылась за дверями.
С чувством выполненного долга люди покинули двор, шумно обсуждая новость.
Уже в доме боярыня приникла к плечу брата:
- Как давно мы не виделись! Говорят, растёшь по службе. Стольником стал! – счастливо улыбаясь, она разглядывала бравого воеводу.
- Есть такое дело, – скромно потупившегося ответил он. - Грех на судьбу жаловаться. Вот назначен в Шацк охранять крымскую украину.
Несмотря на попытки бабки утащить внука лечить пострадавшую спину, Алёшка, не спуская восторженно-преданного взора с воеводы, не отходил от него ни на шаг.
- Дядька, ты точно меня к себе возьмёшь? – не унимался он.
- Если дашь слово слушаться меня беспрекословно. И не дурить! – князь старательно нахмурил брови.
- Даю! Вот те крест даю! – Алёшка торопливо перекрестился.
- Ишь ты, как истово крест накладываешь. А сам святым ликам дули вертишь? – продолжал хмуриться Дмитрий Иванович.
- Так это… - мальчишка, не зная, чем объяснить свою выходку, сник. Утерев понурый нос он, виновато покосившись на мать, пробурчал. – Я больше не буду…