Они с Машей никогда не пользовались лифтом, потому что Маша
как-то сказала, что ей нравится подниматься по лестнице, держась с
ним за руки. Роману это тоже нравилось.
Между четвертым и пятым этажами было написано «Мир наполнен
оболочками наших душ». Роман каждый раз обдумывал эту фразу, потому
что не был уверен в том, что имелось в виду. Оболочки душ — это
тела или же что-то другое, абстрактное? Каждый раз, когда он
собирался спросить у Маши, что она думает по поводу этой странной
фразы, Маша обнимала его за шею и поднималась на цыпочки. Странная
фраза волшебным образом тут же вылетала из головы Романа, потому
что целоваться с Машей и одновременно думать он так и не
научился.
Внизу с грохотом захлопнулась подъездная дверь, потом зашумел
лифт, где-то наверху заиграла музыка и послышался собачий лай.
— У тебя в доме такого не бывает? — рассмеялась Маша ему в
губы.
— Я кроме тебя ничего не заметил, — соврал Роман и тут же
добавил: — Поехали ко мне, а? Обещаю вести себя прилично.
— Рискнешь отпросить меня у мамы? — Маша отклонилась назад, и ее
улыбка стала коварной.
— Легко, — усмехнулся Роман. — Надеюсь, у тебя есть запасной
я?
— Увы, — вздохнула Маша. — Ты — штучный экземпляр. За это я тебя
и люблю, — закончила она и стала подниматься по лестнице. Вот так
просто, как будто ничего не произошло.
— Стоять, — севшим голосом произнес Роман и потянул ее назад. —
Повтори, пожалуйста.
— И не подумаю, — заявила Маша и, воспользовавшись тем, что он
ослабил хватку, вырвалась из его рук и понеслась вверх по
ступеням.
Роман бросился следом, чувствуя, что улыбается как придурок.
Поймать Машу удалось только у двери ее квартиры. Он обхватил ее
поперек туловища и прижал спиной к себе.
— Не отпущу, пока не повторишь, — прошептал он ей в ухо,
чувствуя, как сердце бухает в груди.
Маша откинулась затылком на его плечо и, вывернув шею,
поцеловала его в губы. Роман понимал, что его отвлекают, но не
отвлечься просто не мог. В реальность его вернула трель дверного
звонка. Оказалось, Маша успела позвонить в свою квартиру. За этот
месяц Роман с удивлением обнаружил в ней склонность к неожиданному
коварству.
— Это было нечестно, — стараясь выровнять дыхание, произнес он и
выпустил Машу из объятий.
В принципе, можно было прямо сейчас сбежать по ступенькам и не
встречаться с Машиными родителями, но он для себя решил, что не
собирается доставлять Ирине Петровне такого удовольствия. Не то,
чтобы он мстил этой милой женщине и по совместительству их
преподавателю английского за холодную войну, объявленную ею лично
ему… Впрочем, да, мстил. И ему даже не было за это стыдно, потому
что та кричала на Машу, запрещала Маше с ним видеться и всячески
демонстрировала ему при встречах свое пренебрежение. Доведенный до
крайней точки Роман неделю назад пошел на отчаянный шаг — попросил
отца поговорить с Ириной Петровной. В конце концов, это именно у
него когда-то был роман с мамой Маши, а теперь Ирина Петровна
относилась предвзято не только к его отцу, но и к самому Роману. Но
он-то здесь не при чем. К сожалению, отец не просто не пошел ему на
встречу, отец сказал прямым текстом: «Я тебя спрашивал, уверен ли
ты в решении остаться в Москве. Что ты мне ответил? „Да, я уверен“»
Крыть было нечем. Отец же добавил, что не собирается решать личные
проблемы великовозрастного лба. Мол, он его в объятия Маши не
просто не толкал, он практически умолял Романа включить мозги и
оставить Машу с Волковым в покое.