Но то-то и оно,
что ни у меня, ни у моих соседей, ближних или дальних, денег не
водилось от слова «совсем». Вообще. Ни единого золотого. Здесь в
жизни не видели золотых монет. Держали в руках только серебро или,
что чаще всего, медь. Потому и жизнь здесь была сложной. Потому и
селились здесь в основном те, у кого больше не оставалось ни
малейшей надежды в жизни.
Ну или я,
попаданка.
Я успешно
взошла на крыльцо, когда по крыше застучали первые крупные капли
дождя.
Раньше здесь
была граница с землями, заполненными нежитью, как уверяли книги из
замковой библиотеки, а потому и дома стоили крепкие, прочные, чтобы
смогли хотя бы несколько часов до возможной помощи осаду
выдерживать.
Нежить здесь
давно истребили, граница отодвинулась. А дома остались. И к каждому
из них отлично подходила пословица «Мой дом — моя крепость».
Действительно, настоящая крепость в миниатюре.
Я достала из-за
ворота плотной серой рубашки железный ключ, висевший на цепочке,
вставила его в замок двери, провернула дважды. Потом потянула за
ручку в виде нахохленной птицы, косившей одним своим глазом на
гостей.
Тяжелая
массивная дверь из шортанского дуба, самой крепкой породы,
открылась бесшумно. Петли смазывали совсем недавно, так что сезон
дождей, приближавшийся к этому региону, дом выдержит. У местных с
давних пор осталась привычка тщательно ремонтировать свои дома.
Петли и пол скрипеть не должны. Никогда. Чтобы нежить не услышала.
И плевать, что последний вид нежити тут заблудился и довольно
быстро благополучно вымер от голода лет семьдесят-восемьдесят
назад. Все равно нельзя.
Таких принципов
придерживалась моя единственная служанка, вдова средних лет,
Верелия. Крупная высокая крестьянка, она ходила на удивление легко
и бесшумно. Впрочем, как и все остальные местные жители.
Верелия
помогала мне по хозяйству практически с самого моего появления
здесь, получала свою законную плату три медяка в неделю и была
довольна тем, что живет в самом настоящем замке, а не в деревенском
доме. Пусть и ремонтировать тот замок нужно было несколько лет.
Черноглазая
брюнетка, она не имела ни детей, ни других родственников, а потому
без проблем согласилась на переезд ко мне.
— Ах, ринна[1],
— едва я зашла в просторный холл, всплеснула руками ожидавшая меня
Верелия, — как хорошо, что вы все-таки до дождя успели. Снадобья-то
наши почти закончились.