— Здравствуйте, меня зовут Лиля Кравцова... — очередь дошла до
ответственной рыжей девочки. Собственно, по результату нашего
заседания, именно ее и выбрали председателем. А членом совета
дружины — Анастасию. Отряд бы, наверное, не решился, но Елена
Евгеньевна поддержала кандидатуру. Блин, а забавный троллинг!
Теперь мне захотелось тоже поучаствовать в совете дружины, чтобы
посмотреть, как эта друппи-пионерка будет выбешивать там всех,
начиная от весьма эмоциональной и экспрессивной Марины Климовны и
заканчивая всякими активистами с ясными глазами. Надо будет
воспользоваться привилегией прессы и обязательно туда сходить.
Правда, не припомню в первой смене, чтобы пресса здесь имела хоть
какое-то значение. Ну да, газеты кто-то рисовал, вывешивал на
отрядные стенды. Но общелагерной стенгазеты не было, только доска
объявлений. В голове зашевелилась парочка озорных идей. Я скосил
взгляд на скучающего Марчукова. Надо Олежке рассказать, думаю, ему
тоже понравится...
И пока я думал о своем, отряд уже проголосовал за название и
девиз. Предложила Лиля, все остальные просто согласились. По мне
так дурацкое, но возгудать и предлагать что-то свое мне было лень,
так что я тоже поднял руку, и большинством голосом было принято,
что наш отряд называется «Сигнал». А девиз, соответственно: «Дайте
сигнал, и мы придем, друзьям поможем везде и во всем!»
Над логикой девиза я старался не задумываться. Ну да, отряд
называется «Сигнал», но мы вроде как его не подаем, а ждем, когда
кто-то подаст. Чтобы явиться, как служба поддержки и помощи для
друзей. Хм... А ведь еще слово «сигнал» означало, например, донос.
А еще была такая штука — сигнал из милиции. Бумажка, которая
доставлялась на место работы, если человек попадался на
каком-нибудь мелком хулиганстве. Или не мелком. Или не хулиганстве.
Я когда копался в документах, видел такую. На бланке было красным
напечатано слово «СИГНАЛ», потом вписано имя-фамилия отца от руки,
а потом напечатано, что он, мол, не помню точно, какого именно
числа, находился в общественном месте в пьяном виде, оскорбляющем
человеческое достоинство. Печать, подпись, все серьезно. Я тогда
насел на отца и потребовал, чтобы он мне рассказал, каким образом
он это самое достоинство оскорблял. А он смутился и поведал, что он
когда учился в политехническом, устроился еще и на работу на
полставки. И они с друзьями-студентами пошли как-то покутить.
Купили бутылочку ркацители, распили ее в общественном саду тихо и в
целом мирно. Но не позвали какого-то злопамятного типа, которой
записался в народную дружину и пришел делать им внушение. Его
подняли на смех, тогда он привел милиционера. Тоже без чувства
юмора. Ну и на следующий день такие вот «сигналы» получили все
пятеро участников «дебоша». А мой отец — дважды. И на работе, и в
политехе. Декан устроил студентам выволочку и подшил сигналы к
личным делам, а вот начальник автобусного депо, где мой отец
работал, оказался мужиком мировым и понимающим, поржал и отдал
бумажку отцу на память. Вот так она и сохранилась в документах.
Гордиться, вроде как, нечем, а выкинуть жалко.