Рассказы. Повести. Эссе. Книга вторая. Жизненный экстрим - страница 38

Шрифт
Интервал


К хорошему человек быстро привыкает: со временем мужики обнаглели и стали заказывать мне свои любимые блюда загодя, как у любимой тёщи в гостях. Я крутился как белка в колесе и худел. Они поправлялись, борзели, становились ленивыми, и мне иной раз приходилось на работу их выгонять чуть ли не пинками. Кто-то из них уже начинал ворчать: «Ну вот, опять накормил дышать нечем, как вот с таким брюхом на полигон тащиться?» – «Я, пацаны, готовлю по вашей просьбе, может, кто-то забыл об этом? А будете вы свою кишку набивать до отказа или нет, это ваше дело. Всё пипец – завтра у вас разгрузочный день, вам же на пользу, а у меня выходной, хотите вы этого или нет».

Поутру всё же приготовив им завтрак и объявив, что обеда не будет, я становлюсь на лыжи и ухожу в лес, где на заячьих тропах стоят петли. Моих угроз никто, конечно, не испугался: еды было и так полно, а уж подогреть у них умения и желания должно хватить.

Аборигены, борзее хохлов

В тех местах, в низине, били минеральные ключи, и вода круглый год, даже в самые лютые морозы бурлила, источая запах углекислого газа. Аборигены из посёлка частенько приезжали на вездеходах за этой целебной, как они называли, «кислой» водой, а их алюминиевые канистры со временем раздувались и становились круглыми как резиновые мячи.

В этих местах водилось много зайцев-беляков, за которыми охотились крупные рыси, они частенько пожирали наших, попавших в петли зайчишек. Рысь охотилась и на кабаргу – это местный, безрогий маленький олень. Местные мужики приманивают кабаргу солью-лизунцом, бьют в тёмное время суток, направляя мощные прожектора на животных. Те стоят оцепеневшие, никуда не убегая, а в это время смерть настигает их, они умирают, так и не поняв, что произошло. Это сам царь природы, венец творения и самое «разумное» на земле существо, походя губит всё вокруг себя, и себя самого.

В кабарге ценилось мясо, но охотились на него ради «струи». Это мускус, который добывают из мускусной железы самца оленя, его там не больше двадцати грамм, но струя очень ценится как лекарство, особенно у китайцев, отсюда и её большая стоимость, и что её губит, так это лёгкость добычи.

Оружия у нас не было совсем, по тайге мы ходили с длинными ножами, маленькими топорами за поясом, а то и просто с хорошей дубинкой. Возможно, это и было бесполезно, но как-то успокаивало, придавало храбрости, мы знали, что медведи зимуют повыше на сопках, в этих топких местах им делать нечего. Рысей мы побаивались – это довольно крупные звери с когтями, как абордажные крючья, но и они боялись нас не меньше, хоть мы и без когтей.