Раз. Два. Полтора - страница 17

Шрифт
Интервал


Ансамблисты подтягивались часам к девяти. К тому времени мы обязаны были произвести влажную уборку. Лично я должен был проверить и подключить аппаратуру. Ансамбль начинал разучивать очередной эстрадный шлягер, балет разминался и разучивал различные танцы. В общем, все были при деле. Поначалу я не участвовал в репетициях: либо просто околачивался в фойе, либо, если были сигареты, курил на лестничной клетке. Но вскоре капитан потребовал, чтобы я присутствовал на репетициях, сидел за микшерным пультом и даже в определенных местах, например, когда мой наставник Леонид Иванович врезал на гитаре соло, добавлял немного реверберации (реверберация – это эффект эха, создаваемый с помощью электронного прибора ревербератора). В принципе мне это даже нравилось, ведь, по сути, в конечном итоге я настраивал звучание музыки именно так, как нравилось мне. Я мог выделить или наоборот сделать практически еле различимым звучание любого инструмента, будь то барабаны, гитара или бас-гитара, флейта или баян. Мог добавить реверберации, когда звучало соло гитары или флейты, мог добавить глубины голоса солисту. В общем, я чувствовал, что не просто сижу и бездумно поворачиваю ручки, а занимаюсь творчеством. Конечно, все эти нюансы я узнал не сразу, и не сразу у меня начало получаться создать хорошую согласованность звучания всех инструментов, но мне это было интересно и куда как приятней, чем работать, например, с лопатой – участь, которая постигла большинство моих собратьев. Так что я считал, что мне крупно повезло. Ведь, по сути, кроме прохождения службы я еще и приобретал довольно редкую специальность, которая, как я думал, может мне в дальнейшем пригодиться на гражданке. Но есть такая поговорка «человек предполагает, а господь располагает». Однажды в наш закрытый военный городок каким-то ветром занесло Андрея Макаревича, и он давал концерт в ГДО на нашей аппаратуре. Было здорово ощущать себя причастным к творчеству одного из «динозавров» нашей эстрады. Зал был забит до отказа. А после концерта, когда зрители разошлись, местная телекомпания брала интервью у Макаревича, а я собирал аппаратуру и впервые видел его вблизи, а не с экрана телевизора. Мне это казалось каким-то нереальным, ведь почему-то люди, которых видишь только с экрана телевизора, воспринимаются как какие-то небожители. А здесь видишь, что они обычные люди, можно было пожать ему руку или взять автограф. Но я не сделал ни того, ни другого. Почему-то это просто не пришло мне в голову. Казалось, что он обычный человек, ничем не лучше, чем, например, я, и какой смысл брать у него автограф…