– Порядок! Ну что Сашёк, разводи костёр, а я собираться буду.
Сашёк кивнул головой и засуетился.
– Гоша! Как ты думаешь, далеко ещё идти до центра?
– Не знаю. Я там не был, но если понравится, останусь.
Сашёк, разобрал остатки мебели на дрова и ломал доски на щепки.
– Тише говорю! Сколько можно повторять.
– Да ладно тебе, не ругайся. Доски длинноваты.
Предусмотрительный Гоша, упаковывая тщательным образом вещи и провизию, повздыхал, повздыхал, но посмотрев на компаньона, увидев какое у него настроение ничего не ответил.
Вскоре зашуршали пакеты и маленькие свёртки расфасованной в них сухой пищей. Забулькала в котелках вода, в которой растворялись смеси приправ, порошки супов, присованные кубики и сухари.
Растянувшись поудобней у костра, товарищи похлёбывали горячий бульон, каждый на свой вкус. С аппетитом, причмокивая, облизывая каждую ложку. Костёр постепенно затухал, мало-мальски обогревая путников.
– Сейчас бы в центр, – мечтательно проговорил Сашёк. – Жирём всякую гадость. Живот пухнет, а мы всё равно жирём. Вкусно, но всё равно гадость. А в центре натуральные продукты, настоящие.
Гоша, слушая Сашу, думал о предстоящих переходах и опасностях, которых им так и так не миновать, об этой ночёвки, своём товарище. Каким образом добраться до этого самого центра без серьёзных потерь. Пусть голодными, но живыми. О встречи с девушкой по имени Лея.
Минуло два года, когда Гоша заглянул в последний раз в её зелёные глаза, держал за руки и не произнёс единого слова. Он хотел сказать, но не смог. Так много слов, не стоящих её поцелуя. Ощущение, что они никогда не увидятся, угнетало Гошу до и после. Он провожал её так, как в последний путь, успокаивая себя тем, что неделя не месяц. Пролетит незаметно. Может случиться, что догонит и раньше, но не догнал. Уехал бы с ней, не пришлось оправдываться. Он сумеет объяснить, но поймёт ли Лея. Может и не понять. Увидит и расскажет, а там… Там будь, что будет. Лишь бы увидеть.
В тот зимний месяц расставались многие, а к лету двор опустел. Знать, где падать, стог соломы подложил, но стога с периной у Гоши не нашлось. Ни дома, друзей, ни двора. У него ничего не осталось. Совсем ничего, кроме Леи. Белокурой, зеленоглазой Леи. Она далеко, она где-то в центре. Весть о нём добралась и до них.
«Одинаковых зим не бывает. Не бывает дней, рассветов. Ничего не повторится. Когда ты один, а „близкие“ отворачиваются, тогда обращаешься не к тем, кому следует. Разберёшься, что происходит и поймёшь. Поздно, но всё же узнаешь, что о тебе никто не думает. Повторяются методы. Ты о „близких“, о тебе никто», – потягиваясь, зевнул Гоша.