Мирон практически бессознательно, чтобы хоть чем-то себя занять и успокоить, расчистил край круга трубы от глины и щебня. Выгребая из неё что-то колючее и острое, он не думал, ни о чём не рассуждал. Он только проворно работал слабыми, худыми ручонками и для него это было достаточно. Самым важным, необходимым действием, чтобы не дать страху вновь завладеть собой, запаниковать, превратиться в тень. Ныть и долбиться о каменные решётки, которые никто и никогда не откроет. Затем он влез в вырытое им углубление, свернулся калачиком, пролежав так какое-то время. Смрад и горечь во рту, завывания трубы становились привычными. Становилась привычной и темнота.
Отдохнув, Мирон поклялся, что выберется наперекор теням, тем, кто наверху и смерти. Поелозив, стал углубляться, освобождая проход от всего, что мешало продвижению. Он сжимался, вытягивался и полз. Изворачивался червём, тонул в пустоте, а когда возвращался из неё, вцепившись в железо, продолжал ползти. Упираться и ползти.
На закате какого-то дня обессиленный комочек плоти вывалился из трубы. Мирон лежал ободранный и голодный среди пепла, вдыхая едкий запах последствий чего-то масштабного и сокрушительного, с трудом воспринимая происшедшее. Он не узнавал улицы и вообще ничего. Несчастья обрушились беспощадной и нежданной лавиной. Куда-то все подевались. Дым стелился над тротуарами, выжженными деревьями и газонами, между домов, таких печальных и холодных, отталкивающих от себя мертвецким, унылым видом, словно после воздействия на них чудовищной силы. Той самой неизвестной Мирону силы, пролетевшей над кварталом, искорёжив то, что многие называли родиной.
А потом, после… Грязного, маленького и глупого, его выбросили и забыли. Оставили умирать. Среди нелюдей он страдал, слёзно заклинал, но не получил никакого сострадания. Его били, обменивали, заставляли надрываться за чёрствый кусок, пока он не сбежал.
Перемешавшись с чернотой, созревшие ненависть, презрение и обида, породили другого Мирона, весьма бесцеремонного и грубого когда-то знающего, что такое честь. Позже он вернулся. Вернулся и отомстил за зло – злом.
«Да, взял и спёр! Выкрал шестьсот граммов жидкости. Необычной, сверкающей жидкости. Им-то она зачем! Что они будут делать и кому отдадут? Создали! И что? Применить я и сам смогу. Это не для всех и общего блага. Благодетели нашлись! Незачем ерундой заниматься, надо заниматься моей ерундой», – злорадствовал он.