Тягач чихнул голубоватой струёй, заурчал и залязгал гусеницами. Кто-то кого-то окликнул. Мерная поступь шагов удалялась и разговоры, треск одиноких выстрелов…
«Наконец-то! Гори огонёк. Разгорайся! И камня на камне не оставь. Уничтожу. Всех уничтожу», – Мирона распирало от уверенности и в малой степени неуязвимости.
Мысли о могуществе втянули в тайфун экстаза, и он совсем забыл, что плита, под которой он затаился, может превратиться в могильную плиту. Ему некуда было идти, но чем заняться Мирон знал отчётливо.
Выдох прошлого покинул лёгкие Мирона. Он вернулся словно из бездны, где в миллиардах ячейках хранится память каждого хоть что-то сделавшего в городе.
«Пришло время. Моё время. Пора наведаться к тайнику. Никакой информации о ликвидации группы учёных не всплыло. Так… Чепуха какая-то. Ничего не говорящие формальности. Забыли? Похвально. Но я, не забыл. И не собирался забывать. Наплыв беженцев растёт. Пустоши расширяются, заселённых кварталов сократилось почти вдвое. Срок вытащить улов и поселиться в неприметном уголке», – размышлял Мирон, заложив руки за голову, закрыв глаза.
Он лежал в гамаке, подбирая кандидатов для вылазки. Помощники потребуются. Мало ли что.
«Не болтливые, надёжные помощники. Малым числом. Четверых, троих думаю, хватит. Чем меньше об этом умов знают, тем больше шансов провернуть это дельце».
От последней мысли Мирон заворочался от волнения. Поскрипев зубами, он уселся в гамаке, свесив ноги.
– Затронуло. Что же это со мной? И предчувствие. Грызёт нехорошее предчувствие, – проговорил он.
Закат.
«Везёт же мне на закат. Чем тусклей, тем лучше. Добрый знак для начала задуманного. Хорошее начало – сытый конец! Всё в моей жизни решается на закате. И раньше, сейчас и будет решаться потом. Обдумать детали и рвануть. Надоело выжидать, мечтать, шнырять по развалинам и довольствоваться тем, что бог подаст. Благо есть, и я им воспользуюсь».
В нём вспыхнул азарт и жгучее желание сорваться с места. Бежать и бежать. Ощутить в своих руках холодок контейнера, уйти от людей и больше их никогда не видеть.
Мирон опять улёгся в гамаке, но сон не одолевал его. Он то и дело вертелся с бока на бок. Постылая туча недоброго прошлого повисла над ним. Потянулась воспоминаниями, пытаясь пробудить в нём совесть. Из этих воспоминаний выплыло знакомое лицо. Оно смотрело немигающими, мутными белками. Смотрело так же сурово и осуждающе, каким было и при жизни. С явным недоверием, словно предвидело скорое предательство.