– Четвертый спутник – все. “Нет сигнала”.
– Перезагружала?
Махнула рукой.
– Что я, девочка сопливая? Ты бы еще спросил – проверяла ли
розетку. Конечно перезагружала! Нету спутника, отлетался. Над нами
осталось три. Сколько они еще будут работать? Год? Десять?
Пятьдесят?
– Или завтра накроются.
– Спасибо, оптимист.
Ненадолго воцарилась тишина. Старик и девушка смотрели на огонь,
наслаждались волнами тепла.
– Давай-ка я пива принесу. Зря что ли пшеницу с острова
везли?
– Когда везли, я про хлеб думал.
– А я про пиво.
Она принесла большую бутыль, разлила янтарную жидкость в
стеклянные, помутневшие от времени и царапин стаканы. Вместе с
пивом подала отцу несколько листков синтетической бумаги.
– Вот, погляди. Последнее племя из Северодвинска ушло. Видишь
точки? Групповая цель, спутник тепловизором вел. Снимки сделаны
позавчера, вчера, и сегодня утром. Ушли с базы подводных лодок, у
них там обиталище было.
– Куда?
Дочь посмотрела на отца. Молчанием хотела показать, что вопрос
риторический.
– К ближайшей зоне мутации, куда же еще.
Он снова кашлянул, отпил из стакана.
– Пап, надо валить отсюда. Скоро на севере совсем людей не
останется. Пока есть возможность – перехватить хоть кого-нибудь,
создать свою группу… В Архангельске вот еще большое племя.
– Разве нам здесь плохо?
Маша не выдержала, со злостью поставила стакан на пол,
расплескав почти половину.
– Ну да, конечно! То тебе надо на развалины Исакия…
– Это была прихоть.
– …То "не хочу уезжать от Шпицбергена".
– На острове морозильник с семенами и генетическим
материалом.
– Но мне-то что делать, пап? Ты проживешь еще, дай бог, сколько?
А потом? Что мне делать? С кем я останусь?
– Вот потом и уйдешь на юг.
– Бл… – она хотела швырнуть стакан о стену, но сдержалась. – Я
хочу об этом сейчас думать, а не потом! Потом поздно будет! У всех
станут черные рожи и большие клыки.
– Может, оно и к лучшему.
Маша смотрела на отца долго, с разочарованием и тихой
яростью.
– Ясно… Ясно-понятно!
Одним глотком допила пиво.
– Знаешь, пап, когда мы ходили на нашем утлом баркасике к Шпицу,
мы зациклились на продуктах и домашних животных. А надо было –
надо! – думать о том, чтобы прихватить ящик человеческой
спермы!
Она бросила в его сторону обиженное “я спать” и хлопнула
дверью.
Поднялась в маленькую, совсем не прогретую каморку на втором
этаже. Хотя помещение и считалось ее комнатой, Маша здесь почти не
спала – они с отцом предпочитали ночевать в каминном зале. Но
только не сегодня, не сейчас. Злость душила ее и – нет, она даже не
думала расплакаться! Это не в ее характере. Маша злилась на
пропасть между отцовским безразличием и ее стремлением жить. Она
требовала от себя действий, а расслабленное созерцание конца света
ее раздражало. И все же она не могла бросить отца. Плюнуть на все,
сбежать. Он для нее – последний родной человек.