— На доске нарисуй, — кивнул мне
тот на нашу ярко-вишневую конструкцию, слабо напоминающую обычную общепринятую
доску.
Испустив протяжный тяжелый вздох,
больше напоминающий стон, я вынужденно повернулась к доске. Голова отчаянно
кружилась, руки тряслись словно в припадке эпилепсии, смешки одногруппников
выбивали из колеи… Все это сыграло свою роль: мел буквально выскользнул из
пальцев на пол, заставляя судорожно наклониться за ним к полу. Боги, как же я
мечтала тогда спрятать голову в песок, словно испуганный страус!
За преподавательским столом что-то
громко и отчетливо хрустнуло, затем ректор странно закашлялся, хватаясь рукой
за край стола. Пару идеально разложенных предметов покатились по полу.
— Гхрм… Никифорова, все... Все я
сказал! Не надо ничего рисовать на доске! — севшим голосом воскликнул мужчина,
непривычно невнятно и сдавленно для него. Когда я обернулась, Прохор Германович
судорожно оттягивал ворот рубашки, второй рукой собирая раскрошенный карандаш
по столу. Как он только его руками раздавил — представить сложно. Непонимающе
подняв одну бровь, я получила отчеканенное сквозь зубы скупое уточнение: — Я
передумал.
— Можно садиться? — наивно
понадеялась я. Ага, куда там! Мужчина встал с места, положил на тумбу
листик, рядом ручку и подозвал меня пальцем. — Рисуем каждый у себя в тетрадях,
оценки получит каждый, а не только Ольга.
Студенты мгновенно ожили,
зашевелились. Теперь они пялились не на меня, а в свои листочки. Уверена, никто
из них понятия не имел, что именно требует от нас ректор. Это как просить
сантехника починить еще и домофон. А чего, суть-то одна, правда?
Я зависла над листочком, а
мужчина буквально стеной за мной стоял. Слишком близко! Будь я даже в курсе
правильного ответа, все равно бы не справилась с каким-то совершенно пьянящим
ароматом его парфюма, буквально отхлеставшим меня по щекам.
— Прохор Германович, — прошептала
я так, чтоб никто не слышал. — Может…
— Тссс... — его губу были прямо у
моего уха, вызывая странные бабочки в желудке. Я плотнее обхватила ручку, он
накрыл ее своей мощной ладонью. Прямо поверх! — У тебя все получится, Персик. Я
в тебя верю.
Он сказал это! При всех! Я едва
не умерла там, при своих однокурсниках. На месте, от разрыва сердца! Задыхаясь,
обвела взглядом аудиторию: все судорожно что-то рисуют, подглядывая в телефоне.
Пользуются моментом, пока Прохор Германович занят уничижением меня и не
переключился на кого-то еще.