Пашка выпрямился и с тревогой посмотрел на отца:
– Пап?
– Понимаешь, сын… – Отец мучительно искал подходящие слова, но
их попросту не было. – Я ухожу от твоей мамы.
– В смысле? – Пашка хотел верить, что он ослышался, но понимал,
что это не так. – Почему?
– Понимаешь… Просто так получилось.
– Как – так?
– Ты уже взрослый, должен понимать, что отношения могут
заканчиваться, вот и мы с мамой…
– Не неси чушь! – К Алевтине Анатольевне резко вернулась
способность говорить. – Что, стыдно ребёнку рассказать, да? – Её
голос сорвался на визг.
Пашка переводил взгляд с одного родителя на другого. И в груди
парня зародилась такая жгучая смесь страха и ярости, что у него
потемнело в глазах, и кулаки сами собой сжались.
– Говори! – Дыхание Пашки ускорилось, ноздри начали раздуваться,
а голова пошла кругом.
– Расскажи! Расскажи, какая ты скотина! – Истерика с новой силой
накрыла Алевтину Анатольевну, хотя казалось, что все чувства уже
исчезли. – Будь мужиком! Расскажи!
– Я… – Константин Александрович оглянулся, словно искал пути к
отступлению. – Я… Я встретил другую. Я полюбил её. Я ухожу к
ней…
Что-то подобное Пашка и предполагал, но к тому, что он услышал
дальше, готов не был.
– А не хочешь рассказать, что твоей девке восемнадцать? Что она
беременна? Что ты обманывал меня с ней полгода? – Алевтина
Анатольевна вскочила, но от резкого подъёма голова её закружилась,
и женщина рухнула обратно на стул. И вместе с этим у неё
закончились и силы. Положив голову на стол, она прошептала, глядя в
никуда: – Уходи… Просто уходи…
Видя супругу в таком состоянии, отец семейства на секунду
захотел остаться, чтобы попытаться всё исправить. Но только на
секунду.
– Хорошо, – пробормотал он. – Я уйду.
– Подожди! – Пашка подошёл к нему, не спуская взгляда с
бледнеющего человека, всего каких-то десять минут назад такого
родного.
– Сын, пойми, я не останусь. Сам должен понимать. Я не могу
остаться…
Не дав отцу договорить, Пашка с размаху ударил его кулаком в
челюсть. Мужчина отлетел назад, задев плечом дверной проём, и
приземлился около ванной комнаты.
– А я и не прошу, – Пашка словно выплюнул эти слова. – Можешь
валить. Тебя никто не держит.
Потирая ушибленную челюсть, Константин Александрович кивнул. И
больше никто на него внимания не обращал. И даже Бонифаций
протрусил мимо уже бывшего хозяина, перепрыгнул через его ногу,
преградившую путь, забрался на стул около обожаемой кормилицы, да
там и остался, чтобы, не дай кошачий бог, кто-нибудь посмел её
потревожить.