– Весной степь пахнет женщиной, – сказал однажды неожиданно Каержан и, помолчав, добавил, – первой женщиной, самой первой…
Лебедев тогда, помнится, посмеялся над соседом: тебе бы, мол, литературу преподавать, тогда и Чернов бы здесь не маялся. Но позже, уже к вечеру заметил:
– Экие в них поэты живут, а? Не разглядишь сразу…
Нынешняя степь пахла холодом и лошадиным навозом. От снега и звезд стало светло, но разнообразия пейзажу это не прибавило – черные точки редких кустов и камней сливались в одну темную полосу у горизонта, и казалось, что только там, за этой полосой, живут еще люди, бродят животные и летают птицы. А тут – никого, только они в санях, да Звездочка, понукаемая неизвестно куда.
– Каержан, – позвал Чернов, – а ты часто в Казахстан ездишь?
– Я? – переспросил тот, вытягивая паузу, да так, видимо, и не нашел, что толком ответить, – А зачем?
– Ну, как… Там же вроде как ваши…
– Наши? По национальности – да. А так мы им чужие. Они нас русскими называют. И правильно. Языка мы толком уже не знаем, читать по-казахски не можем. Детей русскими именами называть стали. Да что там говорить? Раньше у нас на поминках выпить – большой грех было. А теперь… В одной комнате за дастарханом сидят с чаем, в другой водкой угощаются. Пробовали наши из Целинного в Казахстан уезжать, встречали вроде ничего… А потом все равно чуяли – чужие мы там, как бы второго сорта люди.
– А тут?
– И тут тоже.
А вот с этим Чернов уже мог бы поспорить. Была, была в коренном населении Целинного эдакая хитринка – дескать, чего с нас взять, малограмотные мы, малоразвитые, нерусские, много чего не понимаем, значит, и спрашивать с нас много не стоит. То есть, как экзамены в вечерней школе сдавать – это нам трудно, без «шпор» не обойтись, как овец личных в совхозной отаре потихоньку держать – так у нас положено, традиция национальная. Но ведь и посмеивались за глаза: русские, мол, без этих самых традиций живут, без уважения к старшим. Лебедев на этот счет тоже смеялся:
– Как водку пить – аллах далеко, не видит, а как вилками бешбармак свой трескать, как люди, – обычаи не позволяют, старики обидятся…
Казахстанский аул вынырнул из темноты неожиданно, будто кто, поторопясь, в сельском клубе занавес открыл. Темно уже было изрядно, тусклые фонари на столбах, казалось, только подчеркивали черноту окружающего степного мира. Лениво поругивались собаки, людей на улице видно не было.