– Да мы все это на рынке купим, – говорили, – зачем время тут убивать?
Убивать…
Теперь вот не время случилось убить – человека.
…Вечером он все-таки за астрами поехал.
– Переночую, – сказал, – на даче, а с утра пораньше – домой. Не понравятся Маше мои цветы, соседским детишкам подарю. Не все такие богатые, чтобы на рынке-то покупать.
Внучка деду улыбнулась (в глазах – те же искорки теплые, что и у бабушки были):
– Мне твои цветы, конечно, понравятся, они самые красивые. Только – как ты там один ночью будешь? Вдруг что случиться?
Томилин заупрямился (опять же и упрямство это за последнее время все росло), собрался, поехал.
Автобуса долго не было, темнота уже подступать стала. Вернуться бы – подумалось. Только к кому? После смерти супруги Кузьма Сергеевич все чаще стал ощущать свою ненужность в семье. Одна Маша, считай, была ему всегда рада, да только когда ей радоваться: с утра – обычная школа, после обеда – художественная, вечером – репетиторы. Выжимают ребенка, как лимон, а того не видят, что радости от жизни у него почти нет. Да у них и у самих нет, если посмотреть ближе. Андрей – чуть ли не сутками на работе («коммерция отдыха не любит»), Светка в двух местах бухгалтерствует, не жизнь, а сплошные финзаботы. Раньше, когда и Томилин зарплату получал (собственно, ему на заводе и трехкомнатную эту дали), он тоже возвращался вечерами домой уставшим, даже ужинать иногда не хотелось, но о деньгах они с Аней как-то не говорили, в театр успевали ходить, дачу в порядке держать. Да и сын с женой (когда, помаявшись по съемным квартирам, вернулись под родительский пригляд) поначалу и грядки копали, и сорняки пололи – только скажи.
Теперь он ехал на дачу один, в полупустом запоздалом автобусе. Водитель был тоже чем-то раздражен и гнал машину рывками. Один раз Кузьма Сергеевич, задумавшись, чуть не упал на повороте в проход между сиденьями.
Карандаш, задержавшись на клетке кроссворда, порвал газету.
Рассказ Лескова, пять букв. Первая «З». «Зверь» или «Загон», наверное. Скорее всего, «Загон».
Да, загон, – по всему теперь выходило, что так.
Проснулся Кузьма Сергеевич рано. Не потому, что боялся проспать – давно прошло время, когда только будильник и поднимал, теперь, ближе к завершению, долго спать просто не получалось. Сон торопливо уходил еще до восхода солнца, словно Томилину жалко уже было растрачивать жизнь на кроватную лежку. Только и это было не так: во сне он был моложе, сильнее, рядом жила Аня, ему звонили с работы и срочно просили выйти, без него, мол, никак.