– Джон, – улыбнулась она, – я приглашаю тебя на танец. Ты же не откажешь мне?
– Прямо здесь, в лесу, на траве? – удивился я.
– Это гораздо приятнее, поверь мне, чем на блестящем паркетном полу. Подойди.
Она сделала шаг на освещенную полянку. – Возьми меня за талию.
Я неуверенно положил руку на ее узкую талию.
– Джон, забудь, что там было. Здесь только мы одни. Обхвати мою талию как можно сильнее и прижми ее к себе.
Это было уже издевательством, у меня задрожала рука, но я сделал так, как она просила. Теперь я уже чувствовал не только талию, а и ее тело.
– Посмотри мне в глаза, ведь ты хочешь в них смотреть? – Я – да.
– Очень. – Наши глаза встретились. Нет, она не улыбалась, но смотрела на меня чистосердечным испытывающим взглядом. Наверное, минуты две-три, мы так и стояли. Она положила мне руки на плечи, и смотрела мне в глаза, не отрываясь.
Потом она сделала первый шаг, и я последовал за ней. Я умел танцевать вальс, конечно не так шикарно, как она. И вот, каким-то невероятным образом, мы закружились по поляне. Я увидел ее настоящую, знакомую улыбку. Ее глаза тоже натурально улыбались. Это был абсолютно другой человек, чем час назад. Не знаю, сколько времени занял наш танец, но я сдался первым, мне уже не хватало воздуха. Мы остановились, но я почему-то не убирал руку, и не прекращал прижимать ее к себе. Она была счастлива, по крайней мере, так говорили ее глаза, не переставая на меня смотреть.
– Джон, – попросила она, – мы продолжаем, только стоя на месте. Хорошо?
– Эли, ты сделала для меня что-то незабываемое, – сказал я. – Я до сих пор не могу поверить, что это не сон.
– А ты – сделал мне самый большой подарок. Танцевать вальс ночью в лесу на зеленой поляне, это не имеет названия. Поверь мне, ты не только снял с меня усталость и противные воспоминания о том вечере, а даже зарядил меня каким-то счастьем и радостью. Спасибо тебе, что ты у меня есть.
Я не был особенно чувствительным, но в этот момент у меня что-то оборвалось внутри, и я боялся, что у меня могут выступить даже слезы, чего со мной не случалось уже давно, с самого детства. Я почувствовал ощущения, которые просто невозможно описать ни на каком языке мира, ни выразить их, а только чувствовать, не находя им названий. С Эли тоже что-то происходило. Она уже не была похоже ни на какую Эли, которую я знал до этого. Наверное, эта поляна, и этот ночной вальс, что-то перевернули и в ней.