Тристан имел в виду огромное мужское достоинство великана, которое все это время было напряжено сильнее остальных мускулов – и громадных бицепсов, и мышц отвислого живота, в котором несомненно, вполне могла поместиться девушка средней комплекции.
– Не понимаю, почему женщины падают передо мной штабелями… Как говорила моя мама, первой упала акушерка, принимавшая роды. Она думала, что тянет меня за ножку!
Как всегда в опасные моменты нелегкой жизни сироты Тристана внутри него просыпался олимпийский герой Геракл; а вместе с ним и все то хорошее и дурное, чего он успел набраться у Лешки Сизоворонкина. Прежде всего, конечно, анекдоты. У простого паренька, пусть королевских корней, против взревевшего громилы не было ни единого шанса. Но олимпийский чемпион и полубог Геракл видел в прошлых жизнях и не таких соперников. Видел и побеждал. Здесь же все было до обидного просто. Тристан шагнул вперед, взмахнул рукой, отвлекая внимание огромного дикаря, и пнул что было сил в средоточие мужской жизни противника, лишая его главного оружия. Великан хрюкнул; взревел от нестерпимой боли, наклоняясь вперед так, что Гераклу не составило труда пропустить его громадную голову подмышкой и резко дернуть кверху чужую толстенную шею, зажатую между собственным бицепсом и боком. Треск, который заставил поморщиться Геракла, был громче обычного, и неудивительно – он никогда прежде не ломал таких больших позвонков.
Тристан выпустил из руки безвольное тело; это было его первой и единственной ошибкой. Сломать позвоночник дикарю еще не значило убить его. Все, что поражало своей мощью ниже шеи, уже не реагировало на подаваемые еще живым мозгом команды; но скользнувшие по бедру, а затем лодыжке Геракла зубы Морхульта успели вцепиться в живое человеческое мясо так, что олимпиец охнул едва ли не громче, чем прежде дикарь. Локоть Тристана-Геракла обрушился на свод черепа быстрее, чем молния Зевса. Но сам Тристан теперь морщился не от треска костей поверженного врага, а от резкой боли в ноге. Морхульт так и не разжал в смерти зубы, лишив Геракла немалого куска плоти. Олимпиец владел методикой отвлечения от боли; еще он в прежних жизнях получил столько разных ран, в том числе и рваных, что его руки сами потянулись к обноскам, заменяющим одежду дикарю.
– Нет, – остановил он себя уже осознанным решением, – в этом рванье наверняка полно неведомых микробов да бактерий, которых даже Лешка побаивался. Придется свое…