Несмотря на трагизм этой минуты, аббатиса улыбнулась и заметила:
– Доктор Мешо, мне кажется, что ваш драгоценный друг – очень хороший человек, и я от всей души желаю ему стать отцом милой девушки. Думаю, он будет прекрасным отцом.
– Это уже произошло; очаровательной Элизе этой весной исполнится восемнадцать, что наполняет меня гордостью, – ответил Йохан Фовель, лицо которого на короткое мгновение осветилось нежной улыбкой.
И, вернувшись к печальной причине их появления здесь, он настойчиво повторил:
– Итак, мадам матушка, вы позволяете?
Но мадам де Госбер все еще не могла решиться:
– Но она девственница, это же очевидно; ведь она не была замужем.
– По крайней мере, не была ли она… до этого… – осторожно произнес доктор из Брево.
Наконец аббатиса со вздохом ответила:
– Хорошо, я даю вам позволение, мессир. Делайте, что считаете необходимым, дабы выяснить все, что может быть полезным для моего расследования. Анриетта была не робкого десятка, и она согласилась бы с моим решением. Конечно… и я сама на себя сержусь за то, что вынуждена быть настолько неделикатной, – пожалуйста, расскажите мне все, что вам удалось выяснить. Но только мне одной.
– Вы можете быть в этом совершенно уверенной, мадам матушка, – заверил ее Мешо.
– Могу ли я почтительно настаивать, чтобы нашли ту самую веревку? – подхватил Йохан Фовель.
– Я сейчас предупрежу больничную сестру и распоряжусь, чтобы никто вас не беспокоил до окончания… освидетельствования.
* * *
Как только аббатиса ушла, пришедшие принялись за дело. В помещении царил смертельный холод: здесь не зажигали огня, чтобы не ускорить разложения останков. Мешо ритмично сгибал и разгибал окоченевшие пальцы и, казалось, ожидал инструкций Йохана Фовеля. Наконец он сказал:
– Я полагаю, что вы накопили много знаний об орудиях смерти и о разложении.
– Что верно, то верно. В конце концов, мой дорогой Мешо, смерть – это последняя дань уважения, которую дает жизнь людям нашего искусства.
Йохан Фовель пристально вглядывался в каждую черточку лица умершей. Он внимательно обследовал кожу вокруг глаз, показывая пальцем на малейшие признаки кровотечения, приподнял одну из рук Анриетты и удостоверился в гибкости пальцев.
– Rigor mortis[82] почти нарушено, – заметил он. – Добавим к этому, что в ночь убийства было довольно холодно, что задержало его возникновение.