– Извините… – Голос тихий, но я бы узнал его из тысячи.
Хотя подобных интонаций не слышал от нее никогда. Она растеряна,
в панике. Да что произошло?!
Кадр сменился. Мужик пошел в сторону мусорки, автоматически
перерабатывающей отходы. Мы же теперь за чистоту и экологию.
Бережем планету, чтоб его...
Я отключил "Ахилла" от всех чипов, оставив только этого типа́.
Снова прокрутил минуту его встречи с девчонкой обратно. Ну, же.
Покажи. Покажи мне любую деталь, за которую можно зацепиться.
Так. Сумочка на плече. Часы на руке, но ни черта не видно, есть
ли номер, потому что не могу разглядеть запястье. Однако, вот…
Секунду, буквально еле заметным движением, Мелисса пальцами
проводит по коже. Будто там у нее чешется. Да. Потирает место, где
должен быть номер. Ок. Ещё что? Карман кардигана. Вижу кусочек
плотной белой бумажки. Ну, детка, развернись. Дай папочке увидеть,
что там у тебя. Словно повинуясь моему мысленному приказу, девчонка
сунула руку в карман и тронула содержимое. Это жест говорит о том,
что она проверяет, на месте ли вещь. Она ей важна.
Что за штука... Билет. Точно билет! Поезд. Малышка, похоже,
планирует уехать. Причем, подобные билеты продаются только на один
единственный вид транспорта. Новомодный экспресс, в котором
воссоздана атмосфера прошлого. Поэтому и регистрация не
электронная. Они продают настоящие бумажные билеты. Все. Звучит
тихое "извините" и она уходит.
Я отключил "Ахиллеса" полностью. Голова гудела так, что мозг,
того и гляди, вытечет сквозь глазницы. Меллисса Эсперанта снова
заставляет мой старый, больной, три раза ха-ха, организм
напрягаться.
Рухнул в кресло, взял бокал, стоявший там, где я его, собственно
говоря, бросил, и залпом выпил красное сухое. В виски били тысячи
молоточков.
Хрень какая-то. Честно. Единственный человек, видевший девчонку
сегодня утром. Я заметил в его воспоминаниях и осознание времени, и
название улицы. Это недалеко от железнодорожного вокзала, откуда
уходят электроэкспрессы во все стороны. И вот тот момент, что из
огромного количества людей Мелиссу встретил только один, говорит о
многом. Она сильно старается не попадаться на глаза. Что? Что может
заставить дочь сенатора, одного из первых лиц Конфедерации, вести
себя подобным образом? Ответ напрашивается только один. Страх. Но
страх вовсе не перед мистером Шварцем. Это даже не смешно, ей -
богу. А вот страх перед папочкой, в руках которого находится
слишком много, очень может быть.