- Я… подожду тебя в холле, -
произнесла она, как могла ровно, прикрывая дверь.
Ждать ей пришлось долго, но, когда
Вадим, наконец, вышел из лифта, она, залюбовавшись, не смогла
произнести ни слова упрека. Глубоко посаженные светло-зеленые глаза
глядели из-под густых черных бровей с насмешливой иронией. Короткие
смоляные кудряшки, еще недавно смешно торчащие в разные стороны,
теперь были идеально уложены. Пухлые, красиво очерченные губы,
кривились в неизменной ехидной ухмылочке. Все это, наряду с
отличной фигурой и спокойной уверенной грацией, будило в Алле давно
похороненные и забытые ощущения, свойственные разве что ранней
юности.
- Значит, в Старый Город? – спросил
он, небрежно перебросив через плечо тяжелую косуху из телячьей
кожи, - Эх, Альбина Константиновна, дорого вам обойдется эта
поездочка в неурочный час.
Будь Алла лет на двадцать моложе и
килограмм на пятьдесят легче, его глумливо-игривый тон она
интерпретировала бы иначе, но сейчас, к сожалению, поняла всего
лишь правильно.
- Не беспокойся, - женщина неуклюже
выбралась из кресла, в котором просидела битый час, - Я оплачу тебе
сверхурочные. И сколько раз тебе говорила, не зови меня Альбиной.
Ненавижу это имя.
…
Крошечный Хастлер шустро колесил по
только что омытым проливным дождем улицам Шанхая. Высотки, густо
облепленные сияющими рекламными переливами, толпы народа, запахи
мокрого асфальта, тмина, чеснока, попкорна – все настраивало на
романтический лад.
Алла то и дело украдкой косилась на
хищный профиль своего водителя, и голову ее наполняли несбыточные
мечты. В них она была молода, стройные босые ноги закинуты на
приборную панель, а длинные, без единой седой пряди волосы
кружились и неслись за ней по ветру. И ехали они не в сраные
трущобы, чтобы попытаться выполнить, наконец, дурацкую мольбу ее
подружки-неудачницы, а куда-нибудь в ресторанчик с китайским
театром, где в полутьме он будет кидать на нее страстные взгляды, а
под столом сжимать горячей ладонью ее узкое колено, а потом в клуб
– танцевать. А потом обратно в номер, уже их общий, где…
- Осторожно! – взвизгнула Алла,
хватаясь за поручень над дверью.
Вадим резко затормозил, сдавленно
матерясь и, одновременно, опуская стекло.
- Байчи́! – крикнул он чумазому
китайчонку, который едва успел прошмыгнуть перед капотом. Ребенок в
ответ счастливо выставил перед собой оба средних пальца и тут же
улепетнул в тёмный переулок.