Еще раз кивнул старейшине, я
повернулся к сгрудившимся вокруг стражникам. И достав из кармана
пару сотен, приготовленных заранее, протянул их ближайшему
стражнику. Жестом показывая, что это на выпивку всем тем, кто готов
был за меня вступиться.
Меня провожали восторженными криками.
Поднявшись на пару ступеней, я даже обернулся и поднял руку в
приветственном жесте для радостно гомонящих стражников. Вылитый
политик прямо на митинге перед избирателями.
Марина, уже тихо покинувшая место
происшествия, ожидала меня наверху лестничного пролета в тени.
– Макс, прости, я…
Голос подрагивал, да и выглядела она
ошарашенно.
– Проехали, – только махнул я рукой.
– Полагаю, нам еще предстоит много открытий чудных. Давай просто
впредь внимательней слушать друг друга.
Марина сидела у высокого изголовья
кровати, подтянув колени к груди и укутавшись в одеяло. Вызывающе
красное платье Ани – ставшее причиной недавних проблем, висело на
спинке стула.
Я лежал на другой части кровати,
закинув руки за голову и немигающим взглядом глядя в потолок.
Кинжал с душой демонессы так и лежал в рюкзаке. С одной стороны
надо бы ее вернуть, с другой – хотел чуть-чуть отдохнуть наедине с
самим собой.
– Макс, ты в спецназе служил? –
спросила вдруг Марина.
– Что? – моментально переспросил я,
сразу не поняв вопрос. И чуть погодя ответил, когда дошел смысл
сказанного: – Да ну брось ты, где я и где спецназ, скажешь
тоже…
– Ты же воевал?
– Нет.
– А удостоверение у тебя, участник
боевых действий. Купленное?
– Даже если такие вещи продаются, то
надо быть кретином, чтобы их покупать.
– Как так получилось? Участник боевых
действий, но не воевал?
– Вот как-то так получилось, – пожал
я плечами.
И замолчал, не став продолжать.
Если рассказать об армии и контракте,
то будут вопросы о том, почему ушел из института. Если упоминать об
этом, то придется говорить про причину… в общем, совсем нет желания
откровенничать, выворачивая наизнанку прошлое. А врать не
хочется.
– Тебе джинсы постирать? – негромко
спросила Марина.
– Да нет, спасибо, – ответил я,
подумав. – Не высохнут до утра.
– Грязные же.
– Это ж грязь, не химия. К утру
засохнет и само отвалится.
Некоторое время мы провели в тишине –
нарушаемой лишь завыванием вьюги за окном. Марина опустилась от
изголовья, свернулась калачиком и накрылась почти с головой.