Я не стал тянуть кота за причинное место и тоже пошел отвечать.
Вопрос про войну ответил, как фильм показал. В красках и образах.
Даже жестами помогал. Профессор заслушался. С лиц служивых, что
сидели в комиссии, на время исчез скучающий вид. На несколько минут
они превратились в примерных слушателей “радиоспектакля”.
А вот с Троцким, мать его за ногу, вышло не так гладко. Обхаял я
его, конечно, как требовала того эпоха, но вразумительно рассказать
о решениях злосчастного съезда не получилось. Я же не большая
советская энциклопедия, а всего лишь мент. Но рассказывать старался
тоже в красках. И ответ свой приправил декларативными
высказываниями и прочими лозунгами.
Если посмотреть на мое выступление со стороны служивых, которые
ни черта не разбирались в этом вопросе, то твердая пятерка. Не
мямлил и не блеял. Уверенно и без запинки протянул нить
повествования. А вот профессора голыми руками не возьмешь. Он
прекрасно знает, где собака зарыта. Поняв, что из меня больше
ничего не выудишь, он потянулся к ведомости – рисовать мне оценку
со словами “хорошо”. Нашел мою фамилию, и его вдруг осенило:
— А вы не тот самый Петров, что Сергея Сергеевича Зинченко
задержал?
— Он самый, — кивнул я, скромно умолчав, что и поимка его сынка
тоже моих рук дело.
— Знал я его, молодой человек. Однокурсник он мой. Заносчив был
и людей за челядь принимал. И откуда только у него такие барские
замашки? По заслугам, получается, получил благодаря вам. Отлично,
молодой человек, ставлю вам пять.
Я с облегчением выдохнул. Впереди еще подсчет баллов, но
формально я уже поступил. С такими рекомендациями и с “отлично” по
истории СССР дорога курсанта мне открыта.
Я вышел из аудитории и плечом столкнулся с верзилой. Он
недовольно глянул на меня сверху вниз. Даже в форме рядового я
сразу узнал Сипкина. Местного боксера-курсанта, которого я положил
на своих первых соревнованиях. Судя по его перекошенной морде и
вытаращенным глазам, старый знакомый тоже сразу меня узнал.
Старый недруг заметно раскабанел или подкачался, через китель
сложно было понять, и теперь уже явно не вписывался в мою весовую
категорию. Он все больше стал походить на Дольфа Лундгрена.
— Куда прешь? — процедил Сипкин, явно обидевшись на мое наглое
плечо, что посмело его зацепить.
Я не успел ничего ответить, как на горизонте появился какой-то
пузатый полкан: