— Явился через столько лет! — продолжала упрекать мать, но
делала это, скорее, по инерции, нежели по необходимости. — Где тебя
носило? Я похоронила тебя уже давно. Вещи в комиссионку все твои
сдала. Злая на тебя была. Ни письма, ни телеграммы за столько
времени.
— Не мог я в город вернуться, сама знаешь, что крышка мне бы
была. И писать боялся, чтобы вас не подставлять. Так и рассчитывал,
чтобы забыли вы меня. Из жизни вычеркнули. Но все изменилось…
— Ладно, я спать, — мама покачала головой и чмокнула нас по
очереди. — Вы еще посидите поговорите, но долго не засиживайтесь.
Еще успеете наговориться. Вся жизнь впереди.
— Спокойной ночи, Полина, — отец подмигнул ей. — Сильно крепко
не засыпай. Мы еще немного отпразднуем мое возвращение, и я скоро
приду. Одеялком укрою.
Мать ушла в комнату, прикрыв на кухне за собой дверь, а отец,
понизив голос, заговорщически продолжил:
— Слава богам и другим генсекам, что все благополучно
разрешилось, и моя многострадальная тушка наконец очутилась в
родных пенатах, чтобы спокойно лицезреть любимого сына. Фу-ух,
сынок, еще не привык, что ты взрослый мужик… Ну, скажи
что-нибудь!
— Почему ты не мог вернуться раньше? — я с любопытством
разглядывал отца, пытаясь понять, что он за человек.
Мозолистые ладони и заскорузлые пальцы — явно не от
журналистской работы. Одет в затертый спортивный костюм, который
когда-то был синим, а сейчас выцвел и поблек. На алкаша или другого
несознательного элемента он совсем похож не был. Скорее, на
партизана или ссыльного, которому много лет приходилось жить в
глуши и прятаться от властей.
Отец поморщился, в глазах его промелькнула злость. Но она быстро
сменилась на хмельное радушие. Не мог он долго злиться при
сыне:
— Чертов Гоша столько лет охотился на меня, а когда нашел, то
почему-то вдруг предложил мировую. Не он сам, конечно, а его люди
меня достали. Бывает же такое. Получается, зря я под Красноярском
на таежной заимке комаров кормил? Остыла его вражда за лета.
— Гоша? — челюсть моя отвисла и не хотела вставать на место.
Отец, воспользовавшись моим замешательством, плеснул мне
полстопки.
— Гоша Индия! — отец поднял свою стопку навстречу мне. —
Скверный мужик и мстительный. Одноклассник мой. Всю жизнь по темной
дорожке кривенькой путь держал. Зуб на меня точил. Я же Полину у
него в старших классах увел, — отец с гордостью упомянул мать. — Но
и я не промах. Когда он еще фарцовщиком зеленым был, я его
дружинникам сдал. Потом Гоша валютой занимался, я уже в газете
работал, так я про его тайные точки в криминальной хронике написал.
Много у меня информаторов тогда было. После статьи точки эти все и
накрыли, а Гоша выкрутился. Не сдали его посредники, побоялись. А я
– я не боялся и продолжал воевать с ним. Уже потом, когда он совсем
развернулся, я про его подпольный катран статейку накидал, пять лет
назад это было. Скандал был тогда знатный. Главный редактор в
отпуске был, и я вместо него газетой местной рулил. Не упустил
момент. Сам свой материал выпустил в печать. Что тогда
началось!