2
В компьютере покойного профессора сохранилось несколько фрагментов нашей с ним переписки – они приведены у меня без купюр. Вот, например, очень раннее, яркое и болезненное воспоминание – пиковейший момент моего детства. Однажды, когда я, забившись в тесный уголок между тахтой и батареей, наслаждалась созерцанием нежно-голубого стеклянного чуда, чья-то грубая, жёсткая рука (отцовская? дяди-Осина? нет, скорее мамина!) вдруг попыталась вырвать его у меня – да так неловко, что леска, державшая бусины, лопнула и мои непослушные друзья раскатились по всей комнате. От испуга и возмущения я заревела в голос; увы, к ловле беглецов меня не допустили, что делало обиду ещё более горькой и непоправимой…
Vlad: Очень хорошо, Юлечка!))) И что же случилось после того, как рассыпались бусы?..;)))
Юля: Несколько часов спустя, по какому-то наитию забредя в родительскую спальню и взгромоздившись на стул, я обнаружила любимую игрушку на подоконнике: та, усилиями взрослых вновь обретшая целостность, покоилась поверх глубокой поперечной трещины, упиравшейся кончиком в пластмассовое основание старой настольной лампы, чей абажур был давно и безвозвратно утерян, а раздражающе-яркие лучи, пронизывая бусинки, ложились на изжелта-белую поверхность нежными голубыми пятнышками. Задрожав от восторга, я схватила ожерелье, уставилась на него в тупом блаженстве… и тут мне стало нехорошо. Какой же это маньяк дерзнул так гнусно исказить родной, любимый облик, произвольно поменяв местами тяжёлые шарики, каждый из которых я знала в симпатичное одноглазое лицо?.. Более тошнотворной картины я в жизни не видывала; на мой отчаянный рёв сбежалось все семейство во главе с дядей Осей, уже потирающим руки в предвкушении очередного психологического эксперимента.
(Нечто подобное я пережила три года спустя, когда мы с Оскаром Ильичом пошли в цирк и я увидела, как два клоуна, загнав свою коллегу в шкаф, распилили тот натрое и ловко перетасовали получившиеся кубы, – а когда дверцы снова отворились, бедная женщина предстала перед зрителями в жутком и постыдном виде – всё у нее было не там где надо: ноги посередине, руки и живот сверху, грудь с плечами внизу, но самым ужасным оказалось все-таки лицо, застрявшее где-то между пятками, перевёрнутое, но так и не переставшее широко, счастливо, белозубо улыбаться).