Священник замолчал. «Но, – продолжил вместо него комиссар полиции Писака, – произошло невероятное стечение обстоятельств. Шел-то юноша наверняка по дороге: там ведь, рядом с заправкой, и тротуара-то нет. Луна уже зашла. Звездопад еще не начался. Тьма – кромешная! И тут же – поворот. Какие шоферы из наших водителей, рассказывать никому не нужно: каждые сутки наши дороги обагряются кровью. Из-за поворота вылетел автомобиль. Молодой человек не успел отскочить, а водитель автомобиля не успел затормозить. Одно мгновение, и нет молодого человека. То есть, конечно, вот он, но уже без одной ноги и мертвый. Теперь-то можно предположить, что вряд ли хирург поспешил скрыться с места ДТП. Скорее всего, ровно наоборот: выскочил из машины и бросился на помощь. А когда понял, что молодому человеку уже ничем не помочь, осмотрелся и увидел растерянного кассира заправки. Мобильных телефонов тогда еще не было, а если и были, то далеко не у всех, да и вышек сотовой связи в Писаке тогда еще точно не было. Поэтому даже если у доктора и была такая дорогая по тем временам игрушка, воспользоваться ею он не мог. Подозвал кассира, спросил, есть ли на заправке обычный телефон, прошел вместе с кассиром в магазинчик и оттуда позвонил в полицию. Уверен: позвонил именно он, а не кассир. Потому-то никто тогда не усомнился в словах кассира, что он, кассир, ничего и никого не видел и полицию не вызывал. Если бы кассир позвонил лично, его бы, конечно, узнали по голосу. Но дальше что?»
«А дальше, – опять священник, – начался звездопад. Ворота между мирами открылись. Ланлаку вернулась, но – еще одна невероятная случайность! Еще до того, как воскреснуть в теле Марии Эспиносы, она увидела перед собой не только убийцу предавшего ее возлюбленного, но и того самого хирурга, который ее оперировал после падения с крыши отеля. Не сомневаюсь, что оперировал он, а не кто-то еще. Ланлаку не была бы Ланлаку, не была бы абсолютным злом, если бы не решила отомстить и тому, кто только что убил ее возлюбленного, пусть даже она сама намеревалась проделать что-то подобное, и тому, кто одновременно с этим чуть было не стал спасителем ее другого, уже абсолютно ненужного ей тела. Она взяла и… и…» – священник снова замолчал, но на этот раз немного растерянно.
«Видите ли, – сказал он после паузы, – наши представления о других мирах, мягко говоря, неполные. Даже противоречивые. Мы верим в то, что люди, покинувшие мир живых, попадают кто в рай, кто в ад, а кто в чистилище – в зависимости от обстоятельств жизни. Но вместе с этим мы верим и в то, что Страшный Суд еще только впереди, а значит, осуждения ушедших еще не было, как не было и вознаграждения. Это как если бы господин комиссар поймал воришку, доставил его в суд, суд отправил бы воришку за решетку, но местом отбывания наказания стал бы весь мир, то есть ничем не ограниченная свобода. Довольно абсурдно, правда? Вот так и с нашими собственными представлениями и верованиями. Однако даже такие запутанные, непоследовательные и не очень логичные верования дают нам образ многообразия миров – ничуть не меньшего, а вернее такого же, как и в древних верованиях кечуа с их миром мертвых и еще нерожденных, миром живых и вышним миром. Возможно, все человеческие верования имеют одну природу. Даже, скорее всего, так оно и есть. А если в этих верованиях имеется хоть частичка правды, в чем сомневаться мы не должны, да уже и не можем, получается удивительная вещь: не только взаправду существуют ворота между мирами, но правда и то, что миры способны хотя бы на время смешиваться друг с другом. Кечуа очень ярко представляли это смешение, но и мы представляем не менее ярко! Ведь что такое имеющиеся у нас представления о том же Страшном Суде, если не феноменальный по яркости образ смешения миров? Когда нет различия между мертвыми и живыми, между ангелами и людьми! Когда сама Смерть, и сам Бог, и сам дьявол смешивают все и вся, запутывая, обольщая и не давая видеть ни входы, ни выходы. Когда ворота между мирами открылись, Ланлаку всего лишь подтолкнула несчастного хирурга в том направлении, которое тот принял за дорогу домой. Или в Кальку – в дом родственников жены и тещи. Или в полицейский участок в Писаке. Доктор сел обратно в машину, завел мотор и, думая, что едет по правильному пути, поехал прочь из нашего мира. А потом ворота закрылись, и он, даже если он понял, что произошло, уже не смог ни вернуться сам, ни вернуть свою бывшую жену, ни вернуть свою тещу, ни вернуть своих детей. Вот почему полиция ни тогда, ни позже так и не нашла даже следов пропавшего автомобиля и хоть какого-то намека на то, куда могли исчезнуть люди. Их просто не стало в нашем мире живых».