Возмездие. Поэма - страница 20

Шрифт
Интервал


Солдаты не спешат с Монмартра по приказу,

И кровь с вином струятся, как отрава,

Ну, пойте же! Военный рой гудел,

Пил, чокался, гулял, катался по земле…

Что ж, веселитесь! Я б хотел,

На бис твой хлеб, о, слава!


Народ предместий, ты бывал великим.

Сегодня – словно крепостной безликий,

Где много денег, нет достоинства народа,

Иди смеяться, пить с накинутой петлей,

Да славься император! – припев заводишь свой…

Что ж, веселитесь! Мне милей

Твой черный хлеб, свобода!

Джерси. 19 декабря 1852.

XI. О! Знаю я…

I

О! Знаю я: они десятки раз соврут

Чтобы уйти от правды горьких уз,

И отрицают всё, мол, он, не я!

Но разве ж я солгу, и Данте, и Эсхил? —

Сказав, что из злодеев никто не уходил

От поэтического смертного огня.

Для них закрыл я книгу искупленья,

Историю на ключ замкнул без сожаленья;

Сегодня – это каторга, поверь!

И страждущий поэт не грезит до зари;

Теперь он держит ключ Консьержери.

В судах их цепи ждут за дверью.

Они в карманы к королю залезли, словно

Не вензель императора на их погонах,

Макбет – прохвост, а Цезарь – плут прожженный.

Вы стережете каторжан, мои стихи!

А Каллиопы звездные мои

Ведут здесь книгу заключенных.

II

О, печальный народ, надо Вам отомстить!

И трибун огласил: поэт призван парить,

Невзирая на Фульда, Маньяна, Морни;

Он с восторгом встречает лазурные ночи… —

Но ведь ты же сообщником сделаться хочешь

Черных дел, а меня возмущают они,

Когда скроешь бандитов вуалью своей,

Небеса или солнце, свет полночных огней,

Не смогу их увидеть, увы!


И пока негодяй заставляет молчать,

А свобода повержена наземь опять,

Как поспешно задушенный ангел,

До тех пор, пока в трюмах стенанья слышны,

Я сияю могильным сиянием луны

Для презренных, согбенных пред знатью;

Я кричу: Поднимись! Небо стонет, ревет!

Просыпайся, великий французский народ!

Ты увидишь мой пламенный факел!

III

И жулики, что делают из Франции Китай,

Получат по загривкам свист моего хлыста,

Они поют «Te Deum», я кричу им: Помни!

Я отхлестаю тех людей, их имена, дела,

И тех, кто носит митру, и намеренья зла,

Я их держу в моей поэме, как в загоне;

Падут тотчас стихарь и требник сами,

Вот, уж и Цезарь под моими стременами

Спасается, меняя свой наряд!

Луга зеленые, цветы, поля пшеницы,

И облака, похожие на крылья голубицы,

И озеро, где водоросли дрожат,

Великий океан, зеленой гидры чешуя,

Леса, шумящие вокруг прозрачного ручья,