Закрыв меню, Еж поднимается и выходит из зала. Находиться здесь для него неприятно. Он видит, как дрожит ладонь, поднимаясь к ручке двери.
Снова ночь, мороз и режуще-белый ксенон фар. «Ампир» остается позади, длинный ряд витрин скользит вдоль левого плеча, впереди – площадь, многолюдная, шумная, ритмично вздрагивающая в такт ломаным басовым линиям брейк-степа. Еж вклинивается в толпу, тонет в ней, идет на дно медленно, как песчинка, покорный хаотичным потокам. Табачный ларек проступает справа, горит вертикальными рядами белых светодиодов, парных по четыре в каждом. По краям стекла – серебристые пятнышки-паучки изморози, искрящиеся от проходящего сквозь них света.
– Синий «Некст», пожалуйста, – кричит в слепой квадратик окошка, перекрывая вибрирующий эмбиент площади. Лезет в карман, доставая смятые купюры. Они липнут к шерсти перчаток, не хотят ложиться на вогнутую плексигласовую линзу кассы. Морщинистая женская рука забирает их, взамен выдав блестящий белый параллелепипед. Еж отходит на шаг в сторону, зубами снимает перчатку, распаковывает сигареты.
– Привет, – раздается из-за спины тихо, почти неразличимо в общем гудении. Он поднимает взгляд, через отражение в витрине посмотрев себе за плечо. Женька. Она стоит прямо за ним, так близко, что должна почти касаться его. – Я скучала.
Еж не оборачивается. Паника охватывает его, сдавливает внутренности, отдается звоном в ушах, бешеной скачкой пульса. Если он обернется, она исчезнет. Точно исчезнет.
– Я видел тебя в «Ампире» – говорит он. – Минут пять назад. Через витрину.
– Ты видел меня в витрине, – поправляет Ворона. – Это такая фишка. Витрина – большая видео-панель. На нее идет картинка с камеры, только с опозданием на несколько минут. Ты выходишь из кафе, а видишь себя еще за столиком. Как будто путешествие во времени.
– Круто, – произносит Еж тупо. Теперь он вспоминает, что не видел в стекле мальчика-девочку, хотя оно должно было сидеть спина к спине с Женькой.
– Как прошло лечение? – спрашивает Ворона. Еж пожимает плечами:
– Еще не прошло. Отпустили домой ненадолго.
– На праздники?
– Типа того. А ты? Куда ты пропала? Я тебя искал.
Женька молчала. Ее отражение… оно стало совсем прозрачным, сквозь него можно было рассмотреть суету прохожих, огоньки гирлянд. От тахикардии стало трудно дышать. Еж обернулся – больше не мог стерпеть. Пусть она исчезнет, но он должен посмотреть ей в глаза.