Глубина
появилась очень быстро. Вот только было по колено, и вдруг по
пояс.
Дядя Толя
крикнул:
- Поплыли!
Кто быстрее!
Он
плюхнулся в воду и поплыл мастерски – кролем. Я аж прицокнул от
зависти. Всю жизнь хотел заняться плаванием, да никак не хватало
времени. Плавал исключительно саженками, как научил в далеком
детстве дед.
Я бросился
следом. Догнать не надеялся, думал лишь о том, чтобы не отстать
слишком позорно. У буйков сосед меня подождал, так что полосатого
бока мы коснулись практически одновременно.
- Молодец,
- сказал он искренне, - умеешь.
От такой
похвалы я неожиданно растаял. Давно мне никто не говорил вот так,
запросто, молодец. Было приятно.
Обратно
плыли не спеша, отдыхая. Хотя было видно, что соседу еще десяток
таких дистанций вполне себе по зубам. До берега оставалась совсем
чуть-чуть, когда я заметил Вику. Она стояла на песке, красивая,
нарядная, в красном платье по колено. Ее длинные волосы были
забраны в два хвоста и перекинуты через плечи на грудь. В руках она
держала вчерашнее полотенце.
Вика
смотрела на меня. Серьезно, изучающе, деловито, без намека на
симпатию. Как смотрят в лаборатории на подопытных мышей, выбирая,
которую из множества взять для вивисекции. И я под ее взглядом
почувствовал себя почти так же, как вчера ночью на кухне, мягко
выражаясь, весьма неуютно.
Наконец она
приняла решение, подняла руку и небрежно, унизительно поманила меня
пальцем. Как лакея, как собачонку. Как же эта маленькая дрянь была
уверена, что я сейчас обо всем забуду и прибегу на зов. На душе
стало мерзко. Еще хуже было от осознания, что в прошлый раз я бы
непременно пошел.
Дядя Толя
встал рядом.
- Тяжелый
случай, - усмехнулся он. – Пойдешь?
Я покачал
головой и, словно отделяя себя от прошлого, ответил:
-
Нет.
- Это
правильно.
Вика еще
ничего не успела понять. Ее нахальной уверенности в собственной
неотразимости можно было лишь позавидовать. Объяснять ей что-то
было совершенно бесполезно. Не поймет. Такие понимают и любят
только себя.
Я
развернулся и поплыл обратно. Сосед все понял, не стал меня
догонять. А я плыл и думал, что первая любовь – страшная вещь.
Эдакое оружие массового поражение. Сколько жизней она сломала за
долгую историю человечества? Не перечесть.
Еще я
поражался самому себе. Неужели вот это создание могло казаться мне
прекрасным? Как я тогда мог всего этого не видеть?